Юрий Сушко - Юрий Михайлович Сушко Я убил Степана Бандеру
В своей деятельности молодой Проводник интуитивно следовал испытанной большевистской практике, сердцевину которой составлял «подбор, расстановка и воспитание кадров». Степан Андреевич уточнял: если прежде «кадрово-организационная работа шла в основном по линии бывших военных и студенческой молодёжи, то теперь её проводили среди всех общественных слоев, с особым вниманием к селу и пролетариату». Он определял «три основные уровня воспитания: идеолого-политический, военно-боевой и подпольной практики (конспирация, разведка, связь и т. д.)». Отдавая приоритет «пропагандивной» и боевой деятельности, Бандера нацеливал подчинённых на «массовые акции, в которых принимали бы активное участие широкие круги общества, действуя по инициативе, согласно указаниям и под идейным руководством Организации».
Знакомые задачи, известная лексика, фразеология, в которой даже «идейному руководству» нашлось место. Создаётся впечатление, будто ярый антикоммунист, как прилежный школяр, слово в слово переписывал инструкции ВКП(б).
Организация нуждалась в специалистах. Степан Бандера, к которому в близком кругу уже обращались Баб (в переводе с хинди — «отец»), договорился об организации в Данциге курсов военного дела. Интенсивное обучение в Берлине прошли радиотелеграфисты. Дипломированные связисты, вернувшись домой, сами стали наставниками и начали обучать азбуке Морзе будущих повстанцев. Только во Львове действовало десять подобных школ, в которых радиограмоту постигали сотни курсантов.
В качестве противодействия дальнейшей «пацификации» краевая Экзекутива в начале 1930-х годов занялась созданием особых отрядов, названных «Зелёные кадры», как предтечи будущей Украинской повстанческой армии (УПА).
На памятной для Бандеры Пражской конференции было принято решение о создании особого подразделения — «контрольно-разведывательной референтуры». Кроме сбора всесторонней информации о деятельности государственных учреждений, о тайном и явном сотрудничестве с ними украинских граждан, спецслужба должна была также обеспечивать систему внутренней безопасности, приглядывать за поведением и настроениями членов Организации, соблюдая «чистоту партийных рядов».
Как вспоминал ветеран движения Степан Мечник, сам он, будучи кандидатом в члены ОУН, «проходил проверку: правдив ли, не имеет ли дурных привычек и злых намерений, какие негативные черты ему присущи. За мной, кроме явной проверки, незаметно наблюдал ещё некто, мне неизвестный…» Новобранца неоднократно провоцировали, устраивали нештатные ситуации, дабы убедиться в его лояльности, проверить степень выдержки и верности идее. Об одной из подобных унизительных проверок Мечнику стало известно лишь через несколько лет: «…Я узнал, что в ту ночь в лесу я имел дело не с польской полицией, а с переодетыми членами ОУН, которые должны были меня проверять…»
Западный Берлин. 13 августа 1961
Американский полковник по-прежнему пристально смотрел на Сташинского.
— Говори, Богдан, — тихо-тихо, почти шёпотом, одними губами попросила Инге мужа, — всё подробно рассказывай герру полковнику. Ничего не таи, говори обо всём, что они с тобой вытворяли за эти годы. Смелей…
Она с надеждой смотрела на мужа, который сейчас производил впечатление человека, окончательно потерявшего почву под ногами, растерянного, неспособного вымолвить ни одного слова. Она ощущала себя сильнее его.
— Я родился 4 ноября 1931 года в бедной селянской семье под Львовом. Это на западе Украины, то есть в СССР, — начал частить Сташинский, словно стремясь поскорее выплеснуть из себя назубок заученную «исповедь». — Учился нормально, успевал… Но это, наверное, малоинтересно для вас…
— Ну почему же? — искренне возразил американец. — Мне интересно абсолютно всё, что вы рассказываете. Не стесняйтесь…
— …Однажды в выходной я решил съездить домой, проведать родных. Билет на электричку покупать не стал, откуда, скажите, у бедного студента лишние деньги? Думал, повезёт, зайцем прокачусь. До Борщовищей там езды всего минут двадцать, вот и надеялся, что проскочу. В общем, сэкономил на свою голову… Откуда ни возьмись — контролёры, патруль железнодорожной милиции[5]. В общем, попался, взяли меня за шкирку. Штраф, говорят, плати. Но какой может быть штраф? В кармане — ни копейки. Хотя контролёры, если честно, особо и не давили. Понимали: что с голытьбы взять?.. Потом посовещались между собой о чём-то, вывели меня в тамбур, а на ближайшей станции высадили и отвели в каталажку. Там меня держали часа три — не меньше, всё воспитывали… Но не били. Сооставили протокол и отпустили. Сказали, что подумают, сообщать ли о моём проступке в университет или нет. Короче, на крючок подвесили…
Полковник внимательно слушал рассказ парня, представлявшегося агентом КГБ и убийцей. На киллера он, конечно, совершенно не тянул. Скорее на героя-любовника. Эдакий Грегори Пек из «Римских каникул»… Только уж нервный очень, явно трусоват, лоб весь в бисеринках пота. Чего он дёргается? Может, перепил вчера?.. Или маньяк? Да нет, не похоже. Провокатор? Тоже нет, чересчур уж неловок.
— Продолжайте, пожалуйства. Только step by step, шаг за шагом, будьте добры, не спешите и поподробнее, — мягко предложил он перебежчику. — Что было дальше?
А что было дальше? Всё очень просто. Железнодорожный милицейский дознаватель был, по всей вероятности, человеком опытным, жизнью битым, с природным чутьём. Он быстро почувствовал, что мальчик «поплыл». Но не стал торопить события, заставил задержанного подписать протокол, по-отечески похлопал его по плечу:
— Ладно, хлопец, гуляй пока. Буду думать, что делать с этими бумаженциями. — Он помахал перед лицом Богдана парой серых листочков. Потом неожиданно широко улыбнулся: — Только больше не попадайся.
Обрадованный Богдан тоже улыбнулся в ответ и мгновенно испарился.
Хотя «думать» дознавателю было, в сущности, не о чем. Паренёк замарался, перепуган до смерти. Протокол уже в столе. Стало быть?.. Стало быть, пацана — «на карандаш». Его хоть сейчас можно брать голыми руками. Ведь как говорили умные люди? Человеком правит страх и желание жить.
Он поднял телефонную трубку, назвал дежурившей на коммутаторе толстенькой, тёплой и ласковой (знал достоверно) Катрусе известный им обоим номер местного управления МГБ.
— Щиро витаю (искренне приветствую) вас, Василю Петровичу, — бодро сказал дознаватель, едва абонент откликнулся. — Докладаю…
Мало-помалу, поскольку спешка в этом деле только вредна, стал раскручиваться маховик отлаженного механизма по вербовке потенциального стукача гражданина Сташинского.