Антон Короленков - Сулла
По римским поверьям, о младенце заботилось множество божеств. Так, богом первого крика считался Ватикан, первое слово внушал Фабулин, Кунина стерегла колыбельку, Оссипага укрепляла кости, Эдуса и Потина учили его есть и пить.[109] Однако и людям приходилось проявлять бдительность, ибо новорожденного следовало охранять от самых разных напастей — от страшных стриг (этим словом называлась не только безобидная сова-сипуха, но и ночная ведьма, пьющая кровь),[110] сглаза, колдовства. Плиний Старший в своей «Естественной истории» подробно перечисляет средства против сглаза: черный камень антипат, кораллы, янтарь, от колдовства — золотые амулеты, от испуга и для легкого прорезания зубов — волчий зуб; все это подвешивалось на шею малыша (XXVIII. 257; XXXIII. 84; XXXII. 24; XXXVII. 50; 145).[111]
В семьях, преданных старинным традициям, ребенка кормила мать.[112] Однако во времена поздней Республики все чаще обращались к услугам кормилицы (nutrix),[113] что вызывало гнев моралистов — так, философ Фаворин, живший во II веке н. э., говорил, что женщина, отказывающаяся от кормления, мать лишь наполовину (Авл Геллий. XII. 1. 6). Была кормилица и в семье Суллы. Об этом мы знаем из анонимного сочинения «О знаменитых мужах» (75.1), где рассказывается следующая история: «Когда кормилица несла его (Суллу) в младенчестве на руках, какая-то встречная женщина сказала ему: «Здравствуй, младенец, счастливый и для себя, и для государства»,[114] и хотя сейчас же стали спрашивать, кто это сказал, найти ее не удалось».
История эта сочинена в духе римских легенд — достаточно вспомнить рассказ о старухе, которая явилась к царю Тарквинию Гордому продавать книги с Сивиллиными оракулами, а потом исчезла, и больше ее никто не видел (Авл Геллий. I. 19. 2–9). Что-то подобное рассказывали и о Цицероне, кормилице которого явился во сне призрак и возвестил ей, что ее вскормленник принесет великое благо римлянам (Плутарх. Цицерон. 2.2). Сулла же или кто-то из его сторонников, сочиняя упомянутый выше сюжет, хотели показать, что уже тогда ему сопутствовало счастье.[115]
Когда отпрыск обеспеченных родителей подрастал, к нему приставляли «педагога», обычно раба или отпущенника из числа греков — чтобы мальчик учился у него греческому языку.[116] Таковой наверняка был и у юного Луция Суллы, который в совершенстве овладеет греческим. В круг знаний аристократа входил, однако, не только язык Гомера и Платона. Он должен был знать историю своего семейства. Когда-то патрицианская фамилия Сулл блистала на политическом небосклоне Рима. Первым из ее представителей, о котором мы хоть что-то знаем, был Публий Корнелий Руфин, диктатор в 334 году. Его сын, которого звали так же, дважды добивался консулата, в 290 и 277 году, а в 285 м, как и отец, занимал должность диктатора. Будучи консулом в первый раз, он вместе со знаменитым Манием Курием Дентатом разгромил самнитов, а во время второго консульства, пришедшегося на войну с Пирром, овладел Кротоном. Однако Руфина при всех его военных талантах отличала любовь к стяжательству. Когда он поблагодарил известного неподкупностью Гая Фабриция Лусцина, к тому же своего врага, за поддержку во время консульских выборов, тот ответил: «Я предпочитаю чтобы меня обобрал согражданин, чем продал с торгов враг». Однако в 275 году, став цензором, Лусцин изгнал Руфина из сената за то, что тот имел дома 10 фунтов серебряной посуды.[117]
Потомкам Руфина уже не удалось достичь консулата вплоть до 88 года — повидимому, как из-за дурной репутации предка, так и по причине собственных ограниченных способностей,[118] а может, в какой-то степени и невезения. Сын опозоренного консуляра стал первым из представителей семейства, получившим когномен[119]«Сулла». Это имя связано с внешностью его носителя[120] и восходит, возможно, к слову sura — икра ноги.[121] Первый из Сулл упоминается около 250 года в качестве фламина Юпитера (flamen Dialis),[122] чей сан налагал на его обладателя многочисленные ограничения: он не имел права разводиться и жениться вторично даже после смерти супруги, видеть войско, садиться на коня, покидать город не более чем на две ночи и т. д.,[123] что препятствовало политической карьере.[124]
Сын фламина, Публий Сулла, входил в состав коллегии децемвиров для совершения священнодействий (decemviri sacris faciundis), а в 212 году, в разгар Второй Пунической войны, занимал почетную должность городского претора.[125] С его пребыванием на этом посту связана любопытная история. Претор предыдущего года Марк Эмилий передал ему найденные им пророческие стихи прорицателя Марция. В одном из его предсказаний речь шла о поражении при Каннах, в другом — о необходимости ежегодного проведения игр в честь Аполлона ради изгнания врагов из Италии. Эти игры, ludi Apollinares, и были тогда впервые устроены Суллой в Большом цирке на деньги, выданные сенатом, а также на взносы сограждан, которые претор повелел им сделать своим эдиктом (Ливии. XXV. 12. 315).
Макробий рассказывает об этом несколько иначе, сообщая, однако, интересные подробности: «Во время Пунической войны эти игры на основании Сивиллиных книг были впервые устроены по совету децемвира Корнелия Руфа, который по этой причине получил когномен «Сивилла», а затем из-за искажения имени стал впервые именоваться Суллой» (Сатурналии. I. 17. 27). Такая этимология понравилась Суллам куда больше, нежели та, что связывала их прозвище с икрами. Поэтому на монете, отчеканенной, повидимому, сыном претора 212 года, мы видим голову Сивиллы на носу корабля. Впоследствии о происхождении этого когномена от имени Сивиллы писал и вольноотпущенник Суллы-диктатора Корнелий Эпикад (см. Харисий. ПО. 13. Изд. Кейля). Однако сам диктатор признавал истинной традиционную версию и считал первым носителем своего фамильного имени отца претора 212 года, фламина Юпитера, и не упоминая о Сивилле.[126] Ничего не пишет о ней и Ливии в пассаже об играх в честь Аполлона. Так что принимать всерьез рассказы Корнелия Эпикада и Макробия не приходится.[127] Но благодаря им мы узнаем о тщеславном желании Сулл дать более «возвышенное» объяснение своего когномена.
Сын первого устроителя ludi Apollinares, Публий, также достиг должности претора, которую занимал в 186 году, управляя Сицилией (Ливии. XXXIX. 6. 2; 8.2). Другой представитель фамилии, Сервий Сулла,[128] повидимому, в 175 году был претором и наместником Сардинии, а в 167 м вошел в состав сенатской комиссии, прибывшей в только что разгромленную Македонию.[129] Сын претора 186 года Луций, отец диктатора, был авгуром.[130] О его политической карьере сведений нет, хотя есть серьезные основания полагать, что он являлся наместником Азии,[131] а прежде соответственно добился претуры.
