Тимофей Лядский - Записки из лётного планшета
Все девчата говорят,
Что плохо принимаете...
Или:
Он военный, он военный,
Он военный - непростой.
Он на севере - женатый,
А на юге - холостой.
И я вчера там был, сидел, курил, на улице бросался снегом, как другие, шутил. Так и прошло время.
Сейчас о конце войны уже никто не говорит, ясно, что она протянется еще не один год. Легко отдали немцам столько нашей земли, а как трудно ее освобождать. Каждый километр берем с ожесточенными боями, каждый населенный пункт приходится атаковать по несколько раз. Людей и техники здесь у немцев много. Все отборное. В прошлом году они в листовках писали: "Если вы возьмете Ржев и Холмец, то войне будет конец". Ржев - плацдарм, за который они держатся всеми силами. Союзники не спешат оттянуть их на запад. Мол, пусть русские и немцы истребляют друг друга, а мы за это время поднакопим сил и потом отхватим хороший кусок.
Будем надеяться, что в 1943 году все же откроется второй фронт.
Вчера написал ответное письмо Груне. Сообщил ей, что жду встречи, горячо надеюсь.
18.12.42 г.
Где только не побываешь за время войны. Мог ли я когда-нибудь думать, что попаду в деревню Брылево, западнее Торжка. Мой подчиненный Слава Севрюгин посадил самолет на заснеженное поле возле нее. Хорошо, что не сломал! Дали задание: взлети и перегони машину на аэродром. Привезли меня сюда на У-2 в 16 часов. Площадка очень ограничена. Ее очистили от снега и укатали катком: длина 300 м, ширина 15-40. По бокам навалили сугробы. Теперь они замерзли, и, если при взлете за них зацепится колесо, считай, самолет бит. Одним словом, площадку не доделали, сломался трактор, затем автомашина. Сегодня пробовал взлететь и не решился. Вырулил - и в каждой из двух попыток чуть не попал в сугроб. Самолет сломать запросто. Попробую завтра. Сукин сын Славка, угодил сюда, а мне теперь отдувайся. Если просижу полмесяца, как Севрюгин, буду ожидать, пока сделают нормальную площадку, вызову недовольство начальства. Подумают, затягивает, чтобы не летать на боевые задания. А тут попробуй взлететь... Можно угробить самолет!
Живу в деревне, кормят в столовой неплохо. Здесь расположен госпиталь. Раненые почти во всех домах. Со мной авиатехник и шофер автомашины, который нам помогает. Спим на полу. В этой же комнатушке спит на кровати со своей фронтовой женой пехотный майор, какой-то помощник начальника тыла. Ему около пятидесяти, ей - около восемнадцати. Санитарка. Живут по-семейному, никто не вмешивается. Не жизнь, а малина! Зло берет, когда встречаешь таких. Одни воюют, гибнут, а другие приспособились лучше, чем в мирное время.
Не знаю, улетели ли наши в Батали. 16-го и 17-го была хорошая погода.
21.12.42 г.
Я опять в деревне Голубьево. Базируясь в Машутино, мы жили в Горощино, Гари, Большое Вишенье и Голубьево. Здесь я прожил два с половиной месяца. Это много. На днях улечу отсюда. Подружились с местными жителями. Они о нас беспокоятся. Если летаем, спрашивают, все ли вернулись.
Вчера пригнал самолет, а наши уже улетели. Зашел на бывшую свою квартиру, хозяева тут же предложили кровать. Все говорят, что им без нас очень скучно. Перед отлетом наших угощали самогонкой. Хороши старушка и дедушка Кольцовы. Он воевал в 1907 и 1914 гг. У них дочь и сынок. Иногда мы играли в карты, в "козла".
А когда выручал Севрюгина мне, конечно, досталось. Приходилось самим снег расчищать. Наши помощники убрались побыстрее, не доделав площадку. 19 декабря была очень плохая погода. Готовили полосу, оббивали лед с самолета. Я никак не мог решиться взлететь. 20-го настроился. Поджидал улучшения погоды. Очень трудно пришлось. Несколько раз залезал на плоскость, смотрел на узкую полоску взлета... Стоило только при разбеге уклониться от прямой на 2-3° - и самолет был бы поврежден. Мое волнение было заметно. Техник Нифонтов, хотя и сам волновался, подбадривал. Хороший человек, работящий, скромный, знает свое место в жизни. На него я всегда полагаюсь.
Примерно в 13 часов поборол чувство страха и решил взлететь. Народу собралось много. Запустил двигатель, опробовал. В это время Нифонтов поднес мне тетрадь приема и сдачи самолета. Я расписался. Машина исправна. Теперь я за нее отвечаю. И вот нажимаю на тормоза, отпускаю, самолет начинает разбег, и я даю форсаж. Примерно после 30 метров колеса наскочили на бугорок, и самолет "подпрыгнул", я чуть потянул ручку на себя - поддержал его... И оторвался от земли! Не успел набрать 50 метров - попал в облачность. Пошел на низкой высоте, не убирая шасси. Дальше высота облачности была 30-40 метров. Еле вышел на железную дорогу, ведущую на Торжок. Переднее стекло обледенело, ничего не видно, лечу по верхушкам леса. В кабине не было часов. Бензина на 30-40 минут. Блуждать нельзя. С трудом долетел и сел на своем аэродроме. Жду Нифонтова, он добирается на машине. Как только улучшится погода, в паре с Севрюгиным улетим в Батали.
Пошли с ним ужинать в деревню Куклино. Были на танцульках. Домой пришли в половине двенадцатого.
С перелетом закончилось все хорошо. Повезло. Но ведь у кого нет умения, тому не везет. Уже имею общий налет более 500 часов. Это много значит.
24.12.42 г.
Все еще плохая погода. Мой самолет сейчас ремонтирует Нифонтов. В Машутино стоит еще один самолет, остался от первого тура.
Снилась Груня. Не очень хорошо.
28.12.42 г.
Слышал разговор, что с нового года командный состав у нас будет носить погоны. Появится частная торговля, откроются церкви, ликвидируют колхозы... Все это нужно.
Погода была почти хорошая. Мой самолет оказался неисправным. Сел в другой, за бронеспинку посадил Севрюгина и Нифонтова и перелетел из Рудниково в Машутино, где воевал в первом туре. Здесь опять задерживает погода. Встретил знакомых лейтенантов, медиков Нину и Аллу. Алла жалуется на жизнь. Говорит, когда шла в армию, думала попадет к порядочным командирам... Пожилые майоры пытались склонить ее к сожительству. Не вышло. Стали злоупотреблять властью...
А в батальоне аэродромного обслуживания беременеют девчонки. Их потом домой отправляют. Одна забеременела от комиссара: ее уволили с работы, а его перевели в другой батальон.
Вот уже 15 дней как я в отлучке. Удастся ли завтра взлететь? Под Великими Луками успехов нет.
29.12.42 г.
Прилетел в Батали. Узнал печальные новости. Погиб Сеня Гуртовенко, мой друг: при пикировании на цель его сбил истребитель. Сплю теперь на его кровати. Погибли капитан Щербаков, младший лейтенант Прытков. Все под Великими Луками. Думали, что погибли еще двое, но сегодня они нашлись. Младший лейтенант Писеев вчера не вернулся. Пробили масляный радиатор, и он сел в Торопе. Его сбивают уже третий раз. Старший лейтенант Шейнин был подбит и сел в шести километрах севернее Великих Лук.
