Хью Броган - Джон Кеннеди
Следуя этому пути, он успешно выдвинул свою кандидатуру в сенат США в 1952 году и был избран большинством, набрав 70 000 голосов (51,5 %). Это было замечательной победой, учитывая, что с 1928 года 1952-й был наихудшим для демократов. Они потеряли президентство и большинство в обеих палатах конгресса; кроме того, в Массачусетсе они потеряли губернаторство. Таким образом, Кеннеди имел причину быть собой довольным. Возможно, своим триумфом он обязан благоприятному стечению местных обстоятельств: у него был целый набор небольших козырей. Но они не сыграли бы своей роли без упорных усилий кандидата и его семьи. Игнорируя боль в спине, которая становилась все сильнее, Кеннеди объявил о выдвижении своей кандидатуры в начале апреля и с того момента не прекращал работы вплоть до ночи перед выборами. Его соперник, сенатор Генри Кейбот Лодж-младший, напротив, начал кампанию поздно и реального успеха так и не добился[37]. С 1946 года Кеннеди подключил к этому свою мать, братьев и сестер. Деятельность Розы Кеннеди была особенно эффективна, когда она рассказала о своем замечательном сыне на десятке вечеринок и утренних приемов, что было тем успешнее, что замечательный сын, без сомнения, сам был не прочь погреться в лучах женского восхищения. А молодой Бобби (которому было тогда 27 лет) оказался прекрасным организатором кампании: он был энергичен, как и его брат, и относился непринужденно-доброжелательно к каждому, кто мог оказаться полезен в этой работе.
Возможно, именно поэтому Бобби был привлечен к работе: он являлся единственным, кто мог противостоять своему отцу[38]. Тем не менее, кампания 1952 года стала шедевром Джозефа Кеннеди. Он пустил в ход все свои политические связи, мобилизовал многочисленных друзей среди массачусетских республиканцев правого крыла, держал под контролем все решения — стратегические и тактические и уволил по крайней мере одного из ближайших консультантов Джека; и никто не знает, сколько потратил или каким образом он это сделал (официально кампания Джека обошлась в 350 тысяч долларов, но вряд ли кто-то в это верил). Он только назывался демократом (он вложил средства в кампании по переизбранию Роберта А. Тафта и Джо Маккарти, впрочем, как и в президентскую кампанию Эдлея Стивенсона) и хотел, чтобы его сын выдвинул свою кандидатуру как открыто антитрумэновскую и изоляционистскую, так как Лодж, вопреки семейным традициям, стал известен своим интернационализмом. Джек не решался обидеть множество массачусетских либералов, заняв подобную позицию; не могла помочь и апелляция к авторству книги «Почему Англия спала».
Он также не мог причинить беспокойство своим избирателям — ирландцам и католикам — тем, кто был его основной опорой, заняв открыто антимаккартиевскую позицию. Он и не хотел этого делать: не то, чтобы он считал публичные обвинения Маккарти необходимыми, но прежде всего полагал, что его взгляды не были неверны, и уж тем более не рассматривал их как угрозу американской демократии. Маккарти нравился ему лично, и вскоре после выборов он на одном из гарвардских собраний обличил спикера, проведшего параллель между Элджером Хиссом и Маккарти: «Как вы смеете ставить рядом имя великого американского патриота и этого изменника!»[39]. Молодому мистеру Кеннеди следовало еще многому научиться: он оставался сыном своего отца и конгрессменом из Бостона; но, чтобы выиграть выборы в Сенат и остаться на этом посту, ему следовало подняться на более высокий уровень. Возможно, лучшее, что сделал посол — это использовал свои контакты, чтобы удалить Джо Маккарти из Массачусетса на время предвыборной кампании. Великий демагог переживал пик своей популярности; нельзя было позволить, чтобы он атаковал или поддержал Джека Кеннеди, и этого не могло произойти, пока он находился вне штата.
И все же появление Бобби, как и другие разнообразные признаки, указывали на то, что у них появились реальные шансы. Начиная с 1952 года, влияние Джо Кеннеди пошло на убыль, в то время как сенатор приобретал все большую самостоятельность. Потребности и желания его избирателей, число которых включало в себя уже всех жителей Массачусетса, неизбежно начали формировать большинство направлений его политического курса; ему пришлось глубоко вникнуть в серьезные государственные экономические проблемы, чтобы оправдать лозунг, под которым проводилась его кампания, о том, что он может сделать больше для Массачусетса, и быть избранным, чтобы продолжать их исследование. Он также счел, что Массачусетс является частью большего региона — Новой Англии и, чтобы добиться успеха, ему придется обратить внимание на проблемы Коннектикута, Род-Айленда, Мэна, Нью-Гемпшира и Вермонта в той же мере, что и своего штата. Он вскоре понял, что быть сенатором от Новой Англии и оказывать поддержку в штатах янки — это не только хорошая сенаторская, но и президентская политика. Он успешно продолжал изучать многие проблемы и, хотя никогда особенно не разбирался в сельскохозяйственных вопросах, тем не менее к 1960 году ориентировался во внутренней политике довольно хорошо и явно получал удовольствие, бросая вызов экономике. И этот путь все дальше уводил его от желаний, мнений и людей его отца.
До 1953 года его удовлетворяла работа с командой, подобранной послом Кеннеди, почти все члены которой были из ирландских бостонцев. Кеннеди прекрасно с ними ладил, но был весьма категоричен в своих суждениях о том, кто остался для него ценен теперь, когда он в Сенате, а кто — нет. Из прежней команды перешел только Дэвид Пауэрс в качестве кого-то вроде придворного шута; остальные из известной «ирландской мафии» — Лэрри О’Брайен, Кеннет О’Доннелл, Ральф Данджен и другие — были приглашены отдельно, во время кампании 1952 года или в ближайшие годы; они были людьми сенатора, не посла. Это явилось еще одним актом утверждения независимости, и Джек был рад это сделать. Ему никогда не нравилось, что некоторые люди из его окружения следили за всеми его действиями и затем докладывали отцу.
Лэрри О’Брайен оказался чрезвычайно ценным пополнением, человеком обширного политического опыта, чему свидетельством была его карьера до и после президентства Кеннеди; но в 1953 году в команду пришел гораздо более важный участник. Теодора Соренсена обычно рисуют человеком, писавшим речи для Кеннеди, но с самого начала он занимал более значительное место. Он был приглашен, чтобы помочь сенатору и обдумывать дела, и произносить речи. Он должен был изучать информацию и вопросы текущего дня и тем самым помогать Кеннеди вырабатывать и укреплять его политическую позицию. Его отношение к своему работодателю было таким же, как английского поверенного к своему барристеру (т. е. помощника адвоката к адвокату, занимающему более высокий ранг): он кратко инструктировал Кеннеди и вводил его в курс дела относительно выступлений на заседаниях или, по меньшей мере, политических вопросов. Он был безымянным автором, писавшим для Кеннеди большинство статей, благодаря которым сенатор получил известность как вдумчивый и хорошо информированный молодой государственный деятель. Это было вполне обычной практикой (которая с тех пор стала еще обычнее) и, возможно, имело свои минусы. Близкое сотрудничество, возникшее между двумя друзьями, способствовало обучению их обоих. Соренсен был прогрессистом со Среднего Запада, поддерживающим коренные преобразования (его отец-республиканец близко знал сенатора Джорджа Норриса, главу администрации долины Теннесси); даже будучи моложе Роберта Кеннеди (ему исполнилось 24 года), он оставался глубоко убежден, согласно традициям «Нового курса», что правительство следует использовать в помощь делу, проведя для этого, если необходимо, структурные и экономические реформы. Кеннеди, как и приличествует бостонцу, голосовал в Палате Представителей, всегда сообразуясь с точкой зрения Соренсена; нетрудно было обсудить с ним какую-либо проблему в более широком контексте или побудить предпринять более смелые шаги. Эта работа проводилась, соответственно, для того, чтобы расширить имеющиеся связи между сенаторами Кеннеди и Маккарти[40]. В свою очередь, Кеннеди обучал Соренсена правилу и всему необходимому в политической практике.
