Н. Водовозов - Роберт Мальтус. Его жизнь и научная деятельность
Со вступлением на арену общественной жизни христианства во взглядах на семью, на брак и на роль государства в вопросе о народонаселении происходит полный переворот. Брак объявляется отныне делом личным, не подлежащим государственной регламентации; вступление в супружеский союз признается вопросом совести, причем прежнему одобрению семейного начала противопоставляется ныне идеал аскетического обуздания плоти; что же касается роста народонаселения, то, по взглядам христианских теологов, оно регулируется не человеческими, а божескими законами. Государственная точка зрения сменяется религиозной, искусственное покровительство увеличению народонаселения – полнейшим невмешательством в эту область. Между тем, параллельно с распространением христианства идет своим чередом обезлюдение Италии, завещанное ей древним миром.
Если прежние средства борьбы с этим злом оказались, как мы только что видели, неудовлетворительными, то распространившийся теперь индифферентизм еще менее, разумеется, мог остановить надвигавшееся бедствие. Недостаток населения чувствовался повсюду: от него страдало земледелие, от него границы государства оказывались беззащитными при натиске варваров. Государство погибало, а граждане шли спасать свою душу в монастыри (в Египте, по расчету Руфима, число монахов равнялось числу всех остальных граждан).
Эпоха возрождения и реформации – эпоха протеста по преимуществу, а в вопросе, нас интересующем, знаменует собою реакцию против аскетических строгостей первобытного христианства. В то время как церковные реформаторы, и во главе их Лютер, восстают против идеала безбрачия, прямо противоречащего, по их мнению, категорической заповеди Бога «плодитесь и множьтесь» и вредно отражающегося на нравах, в обществе, между тем, под влиянием реставрации древней, языческой литературы и памятников древнего искусства замечается особенно сильное стремление освободиться от ига монастырской морали, заменить умерщвление плоти открытой ее реабилитацией. Такой поворот в общественном мнении подготовил собою известное направление позднейшей государственной политики. Но главной причиной и этого поворота в общественном мнении, и изменения государственной политики в более благоприятную для народонаселения сторону были, разумеется, факты действительной' жизни: чрезвычайная смертность и слабый рост населения, характеризующие собой эпоху средних веков. Повальные болезни, негигиеничность всего строя жизни и кровопролитные войны значительно обезлюдили с течением времени многие прежде цветущие страны Европы. Из чувства самосохранения, из чувства страха перед будущим и перед соседями общество и государство на заре нового времени вдруг отшатнулись от строгой, аскетической морали и проявили склонность впасть в противоположную крайность, лишь бы избавиться от действительно страшного бедствия – обезлюдения всей Европы.
Когда промышленная дезорганизация, составляющая отличительную черту первой половины средних веков, должна была уступить свое место сначала цеховому устройству, а потом постепенно более крупной форме промышленности, и когда параллельная ей политическая разобщенность, последствие феодальной системы, сменилась централизованным государством, – вопрос о народонаселении успел уже совершенно освободиться от нравственно-религиозной цензуры. Он снова, как в классическом мире, стал рассматриваться с общественно-государственной точки зрения, и то разрешение, которое он теперь получил, свидетельствует об особенной важности, придававшейся ему государственными людьми XVII—XVIII веков. Для них вопрос о народонаселении был тесно связан с вопросом о богатстве: богатой они считали такую страну, которая имела больше драгоценных металлов, но драгоценные металлы получались главным образом благодаря внешней торговле, в обмен на произведения туземной промышленности; нужно было, значит, стремиться к возможно большему развитию отечественной промышленности, а это признавалось возможным лишь при условии увеличения числа людей, занятых производством, при условии размножения населения вообще. Практический вывод отсюда: надо всячески поощрять рост населения – вывод, получивший действительно свое осуществление в правительственных мероприятиях того времени.
Мы видели, как понимало эту задачу греческое государство: оно просто приказывало гражданам вступать в брак и строго преследовало за нарушение своего приказания. Римские императоры действовали мягче: они соблазняли преимуществами и привилегиями, которыми награждали людей семейных, и пугали перспективой различных неудобств, связанных с холостым состоянием. По этому последнему пути и пошло государство XVII—XVIII веков, выработавшее целую сложную систему поощрений и кар все с той же целью – увеличения народонаселения. Примеры такого рода поощрений мы найдем в испанском указе от 1623 года и в знаменитом эдикте Людовика XIV, которыми людям, женившимся до 25 лет, а также отцам десятерых детей давались значительные льготы в платеже податей и повинностей. В Испании, кроме того, правительство стремилось побудить к браку непосредственными денежными премиями. Сюда же относится указ Фридриха Великого (1747 г.), сокращавший срок траура для вдов и вдовцов. Параллельно со вступлением в брак поощрялось, как это видно на примере эдикта Людовика XIV, и деторождение: еще в самом конце XVIII века, в 1796 году, то есть за два года до появления сочинения Мальтуса, английский парламент рассматривал предложение Питта, чтобы государство брало на себя часть издержек по воспитанию детей из особенно многолюдных семейств. Что же касается тех кар, которые, налагаясь на холостяков, должны были отрицательным образом служить той же цели, что и поощрения, то они, хотя и менее разнообразны, чем последние, но не менее часты. Во многих странах известные должности поручались только людям семейным; затем безбрачие служило препятствием для поступления в цехи ремесленников – препятствием, правда, устранимым, но сопряженным с расходами; наконец имущество холостяков после их смерти поступало в некоторых местностях (например, в Брауншвейге) государству, если у покойного не оказывалось ближайших родственников.
Кроме перечисленных прямых поощрений и кар, государство XVII—XVIII веков принимало целый ряд других мер, долженствовавших косвенным образом служить также увеличению народонаселения. Из таких мер отметим здесь лишь поощрение иммиграции, затруднение выселений и снисходительное отношение к незаконным рождениям. Последнее сказалось особенно ярко в циркулярах Фридриха Великого, освободившего от церковного покаяния женщин, забеременевших вне брака, и запретившего, под страхом наказания, стыдить или упрекать их за это. Для незаконнорожденных около того же времени начинают создаваться воспитательные дома. Таким образом, в погоне за увеличением народонаселения государство решается даже вступить в известный антагонизм с церковью и как бы санкционировать, со своей стороны, то, что последней всегда строго преследовалось. И это понятно: ни одно положение государственной науки и политики не казалось в XVIII веке столь прочно установленным, как следующее: чем больше людей, тем больше ремесленников и торговцев, тем, значит, государство богаче; чем больше людей, тем больше солдат, а следовательно, тем государство сильнее.
