Мария Вега - Ночной корабль: Стихотворения и письма
ЛИЛИТ
Третья книга стихов
(Париж, 1955)
ЛИЛИТЛилит улыбалась в тумане зеркал,
Лилит появлялась в расселинах скал,
И падали листья, и время текло
В лесные пруды, в золотое стекло.
Был огненный вечер над морем разлит.
И в море купалась и пела Лилит.
Точеные рожки в багрянце кудрей
Изогнутой лирой сняли над ней.
Не Ева, не Ева, – сестра мне Лилит,
Она мне гореть, не сгорая, велит
В разливе пожара, а зверином зрачке,
В ночном светляке, в золотом угольке.
Во всем, что сверкает и брызжет огнем,
В живом, ослепительном горе моем.
Туман. Дожди. Потемки. Гарь.
И облетелых листьев клочья.
Как будто злая ведьма ночью
Стенной трепала календарь
И, четырем ветрам предав.
Метлой швырнула в непогоду.
В зеленом сумраке канав,
Последний раз гнилую воду
Позолотив огнем сухим,
Весь в паутине обветшалой,
Кораблик-лист, слепой и шалый,
Мне сердцем кажется моим.
В бутылке старого вина
Давно иссякла кровь густая.
Сок источившая до дна.
Она в пыли лежит, пустая.
Но замени в ней бывший хмель
Твоих стихов ночным дурманом
И к берегам иных земель
Отправь скользить по океанам.
Пусть буйный вал взметет ее
До облаков и кинет мимо,
Пусть имя бедное твое
Через стекло богам незримо, –
Из всех падений, всех неволь
Горящих слов спасутся души.
Твои стихи морская соль
Острее сделает и суше,
И благородством старины,
И дальних странствий ореолом
Они подернуться должны,
И станет каждый стих тяжелым.
Когда просящая рука.
Разбив бутыль, страницы вынет.
Через моря, через века
Вино испытанное хлынет.
Но, словно солнцем озарен.
Тот, кто упьется дивным током.
Что будет знать, что вспомнит он
О созревании далеком?
О том, что в дымной, древней мгле
Всё тот же звук, и чист, и верен,
Был недослышан на земле
И на столетия потерян.
Когда температура сорок
И первобытный дремлет мрак,
Когда никто тебе не дорог
И безразличны друг и враг,
Тогда из сонного качанья
Слова прийти к тебе должны
О запевающем молчанье,
О расцветанье тишины.
И ты, в бреду, дойдешь до сути,
Горя, прозреешь и поймешь
С сороковой ступени ртути
Свою пророческую дрожь.
Не уступай беззвучной бездне,
Не падай на глухое дно,
Но в темном хаосе болезни
Найди сокрытое зерно
И рассеки одним ударом,
Пока ступень раскалена,
Пока твоим согрета жаром
Чешуйка малого зерна,
Пока в неповторимом зове,
Томленье озарив твое,
Из тайников кипящей крови
Встает иное бытие…
Как могут ангелы сойти
К нам по воздушному пути.
Когда навстречу им, рыча,
Летит стальная саранча?
Как белым перьям уцелеть,
Цепляясь за сплошную сеть
Дымящих фабрик, поездов
И телеграфных проводов?
И все-таки, в ночи, тайком,
Израненные, босиком,
Они бредут едва-едва
И прячут звезды в рукава.
Но кто из нас, больной и злой,
Томящийся во тьме гнилой,
Не вспомнит, улыбнувшись вдруг,
Что получил из чьих-то рук,
Хоть раз, глоток живой воды
С зеленым отблеском звезды!
Сегодня утром красный жук
На подоконник влез украдкой.
По нитке шелковой паук
Спустился над моей тетрадкой,
В саду шиповник бросил мне
Цветок раскрытый на колени,
А ночью маленькие тени
Писали буквы на луне.
Ах, что-то будет?.. Всё кругом
Дарует смутную примету.
Не радость ли, бродя по свету,
Зайдет случайно в этот дом?
В каком горниле расплавишь,
В какие слова вольешь
Двойную – дождя и клавиш –
Двойную – до сердца – дрожь?
Нет мускула, нет ресницы,
В которых бы ритм не пел.
В рояле, в окне струится
Сверкающий ливень стрел.
Какую звезду оставишь,
Каким стихом изойдешь.
Двойная – тоски и клавиш –
Двойная – до крика – дрожь?
Да будет, да будет слово!
Но слова предельный звук
Оборван… Гремит сурово
Стаккато суровых рук.
В сухой, рассыпанной дроби
Приказ: О себе – молчи…
И руки упали, обе,
Как сломанные лучи.
Выше всех богатырским ростом.
Глядя в небо и в даль морей,
Что ты видел, ярый апостол,
Над толпой других рыбарей?
А когда огоньки вспорхнули
На двенадцать суровых лбов,
Что ты слышал в смятенном гуле
Двенадцати языков?
Не радостен и не светел
Морщинами взрытый лик
Взывал троекратно петел,
И в сердце остался крик.
Любить не умел ты просто, –
Сквозь муку, сомненье, гнев
Лег твой путь, сраженный апостол
Неутешенный старый лев.
Но с какою страстью живою
Ты молился в предсмертной мгле:
«Распните вниз головою.
Казните лицом к земле!»
Под тяжелый скрип перекладин
И каната протяжный визг
Первый раз из глубоких впадин
Глаза посмотрели вниз.
Ниже пыли, песчинки малой,
С камнями став заодно.
Ты увидел свет небывалый
Там, где прежде было темно.
Ты узнал, приобщаясь рая.
Что небо и здесь, и там,
Но сказать не мог, умирая.
Возвестить не успел мирам
Привязанными руками,
Недышащим, синим ртом…
Старый Петр. Озаренный Камень,
Больше всех любимый Христом.
Беспредельно, безраздельно веря,
Я прошу тебя, пока жива:
Дай мне детскую правдивость зверя,
Ум совы, неустрашимость льва.
На слепой земле, залитой кровью,
Где пути судьбы бегут вразброд.
Кротость терпеливую, воловью,
Удели мне от твоих щедрот.
А когда я, полюбив, заплачу,
Господи, подай душе моей
Радостную преданность собачью
И молчанье диких лебедей.
С. А. Радищевой