Анна Тимофеева-Егорова - Я Береза, как слышите меня
Наш инструктор - Георгий Мироевский садится в первую кабину, во-вторую учлет Тугуши. Мы все очень завидуем товарищу: ему первому посчастливилось подняться в воздух.
- За-апус-кай моторы! - подает команду начлет.
- Выключено! - глядя на техника, стоящего около винта самолета, произносит инструктор. - Зальем!
- Есть, зальем! - кричит техник, проворачивая винт.
- К запуску!
- Есть, к запуску!
- От винта!
- Есть, от винта! - и техник, сильно дергая лопасть - срывая компрессию, отбегает в сторону.
Винт закрутился, мотор заработал, почихивая чуть заметным дымком. Инструктор выбросил в стороны руки, что означало - убрать из-под колес колодки. И вот самолет плавно порулил к старту.
С инструментальной сумкой, колодками, чехлами мы сидим в "квадрате" и наблюдаем за самолетом. "Квадрат" - это такое место, где находятся все свободные от полета учлеты аэроклуба и техники. Каждый не сводит глаз со своего самолета. Вот наш сделал несколько кругов над аэродромом и приземляется.
Все срываемся встретить его, но техник строго останавливает:
- Пусть-ка одна Егорова встретит.
Ухватившись рукой за дужку крыла, бегу широкими легкими шагами, стараясь не отстать от машины. Инструктор, не включая мотора, приказывает садиться следующему, а мы окружаем Тугуши и засыпает его вопросами.
- Ну как, хорошо?
- Хорошо! -отвечает, улыбаясь во весь рот.
- Как хорошо? -спрашиваю я. -И ничуть не страшно?
- Нет, не страшно.
- А что ты видел?
Тугуши задумывается:
- Голову инструктора, счетчик оборотов с зеркалом, в зеркале лицо инструктора.
- И больше ничего?
- Ничегошеньки, - серьезно отвечает Тугуши под наш общий смех.
Подошла моя очередь.
- Разрешите садиться? -обращаюсь к инструктору.
Мироевский кивком головы разрешает, и я забираюсь в кабину, пристегиваюсь ремнями, соединяю шланг переговорного аппарата. Стараюсь делать все степенно, не спеша, чтобы не выдать волнения.
- Готова? - нетерпеливо спрашивает инструктор, наблюдая за мной в зеркало.
И, силясь перекричать гул мотора, я кричу:
- Готова!
Через переговорный аппарат получаю указания: в полете инструктор все будет делать сам, а я - только мягко держаться за управление и запоминать действия рулями.
- Старайтесь заметить направление взлета, ориентиры разворотов. Взлетаем! -слышу наконец команду.
В воздухе говорит один инструктор:
- Старт юго-западный. Справа Голицыно, Большие Вяземы, слева железнодорожная станция Малые Вяземы. Выполняем первый разворот.
Я вся - внимание. Стараюсь запомнить, что там, внизу, не упустить бы и работу с рулями самолета...
- Под нами станция Малые Вяземы. А вот здесь второй разворот, запоминайте, - настойчиво продолжает Мироевский.
Когда мы пролетаем над пашней, самолет сильно качнуло. Я, бросив управление, ухватилась обеими руками за борта, а инструктор словно и не заметил моего движения.
- Высота триста метров, летим по прямой. Управляйте самолетом !
Вот этого я не ожидала. Но принимаюсь работать педалями, ручкой управления, сектором газа.
Спокойно летевший в горизонтальном полете самолет начал крениться то в одну сторону, то в другую, то задирать нос выше горизонта, то опускать его как лошадь у плохого седока.
Помню, была у нас в деревне лошадка по кличке Лидочка. Купили ее по дешевке, не зная ее характера. А характер у Лидочки оказался трудный. Очень она не любила работать. То не хочет везти воз - ляжет прямо в оглоблях и не встает, пока не проголодается. То задумает седока сбросить и сделает это именно тогда, когда от нее и не ждешь.
Попросили как-то меня отогнать Лидочку в луга. Села я на нее верхом и поехала. Все шло сначала хорошо, но стоило мне ослабить повод, как она сразу же с рыси перешла в галоп - и понесла, понесла... Пытаюсь остановить ее, дергаю за повод, кричу: "Тпру, тпру!"- куда там! Она несет прямо на лес, а я подпрыгиваю на ее спине без седла, ухватившись руками за гриву, и ору что есть мочи: "Помогите!.."
Но все напрасно. Скоро лес, и надо прыгать. Прыгнула, но ногой зацепила за повод. Лидочка протащила меня по земле какую-то малость и остановилась...
Так было и в том полете. Машина в неумелых руках не желала подчиняться. И мне казалось, что прошла целая вечность, прежде чем инструктор взял управление. Самолет сразу успокоился, а меня охватило отчаяние: "Все, отлеталась! Неспособная, да к тому же трусиха... "Хотелось только одного чтобы никто не знал о моем позоре: не справилась с самолетом даже на прямой! Рушилась моя надежда стать летчиком.
А Мироевский как ни в чем ни бывало говорит о третьем развороте, просит следить за посадочным "Т" - параллельно ли знаку идем. Закончив третий, инструктор убирает газ, и со снижением мы подлетаем к последнему, четвертому, развороту. Я держусь за ручки управления, но так, чтобы не мешать инструктору.
Вот он переводит машину на планирование, затем выдерживает над землей и приземляет ее на три точки.
- Все, - слышу голос в наушниках. - Приехали! Теперь рулите на стоянку.
А я перевожу по-своему: "Все, отлеталась. Отчислит, как неспособную".
Сам зарулив машину на место, Мироевский выключил мотор и стал вылезать из кабины.
Я, отстегнув ремни, тоже неловко выбралась на крыло и спрыгнула на землю.
- Разрешить получить замечания? - спросила тихо, не поднимая головы.
- Что с тобой, Егорова? Не плакать ли собралась?
- Ничего у меня не вы-хо-ди-ит!
- А у кого сразу выходит? - засмеялся Мироевский. - И Москва не сразу стоилась...
Я - летчица!
Первое воскресенье июня день был, как день: яркий, теплый, летний.
С рассветом кое-где на горизонте еще высились причудливые дворцы белых облаков, но к началу полетов и они растаяли. Небо высветилось. Погода что надо - авиационная. Ветерок, правда, шалил немного. Но в меру.
Аэродром по привычке проснулся рано. И когда диск солнца поднялся над вершинами деревьев, высокий, худой наш инструктор Мироевский уже обходил молча строй учлетов. Он почему-то сегодня придирчиво осматривал нас, как солдат в строю, наше летное обмундирование. Как всегда, как много раз до этого. И так же приветливо своим красивым, неожиданно низким голосом произнес:
- Первой со мной полетит Егорова, если нет возражений.
Какие уж тут возражения. Шаг из строя, и вся моя фигура выражает полную готовность.
- Разрешите садится?
- Садитесь...
Я ловко вскочила на крыло. Затем перемахнула в кабину. Заднюю. Так положено. В передней - место учителя.
- Выруливайте!
Послушный У-2, переваливаясь уткой с боку на бок, порулил по жесткой траве к взлетной полосе.
- Берите управление на себя! - скомандовал Мироевский.
- Есть взять управление...
