Андрей Болотов - Письма о красотах натуры
Вся натура была уже теперь совсем в ином виде, нежели тогда, как писал я к тебе в первый раз о траве, начинающей только ожидать и производить на поверхности земной уже некоторую зелень. В немногие те дни, которые миновали с того времени, произошло уже тысяча перемен во всей натуре. Самая та трава представилась уже очам моим в лучшем и несравненно в великолепнейшем виде. По всей обширной, ровной и известной тебе площади, посреди которой воздвигнут пышной храм в селении здешнем, распростерт уже был бархат как прекраснейшего зеленого колера. Цвет оного был уже повсюду прелестен и повсюду единоравен. Не видно уже было нигде ни малейшего черного пятна, какими испещрено было за неделю до сего сие место. Все они покрылись нежною и прекрасною зеленью, и видны были на ней одни только белеющиеся, как снег, ткани, распростертые на мяхкой мураве и лежащие на солнце. Рука трудолюбивых поселян произвела и положила их тут рядами, дабы вешнее благотворное солнце и усовершенствовало труды их и придало им белизну, подобную снегу. Дыхание ветра, власно как досадующего, что они лежучи тут мешали рость бесчисленному множеству нежных травинок, находящихся под ним, поднимало края и концы оных и скручивало власно, как играло сими белыми полосами. Оно сгибало и разбрасывало их в приятном беспорядке. Черные и широкие полосы, простиравшиеся до сего чрез сию обширную площадь, пробитые колесами и конями путешественников, восприяла теперь далеко уже не столь грубой и дурной колер, какой имела она прежде. Не было уже на ней ни малейшей грязи. Ветры и благотворные лучи солнца извлекли из ней всю излишнюю сырость и, обсушив всю поверхность земли, и самым голым местам придали уже лучший и приятнейший вид. Но не успел я на одно из таковых мест нечаянно взглянуть, как новое увеселительное зрелище представилось очам моим. Целые тысячи маленьких и наинежнейших травинок вылезло уже из серой поверхности земной, и готовив укрыть и сие место зеленью.
Совсем новые были сии произрастения и никогда еще глаз наших не увеселявшие! Все они произошли от тех семян, которые угодно было самой натуре в минувшую осень по сим местам рассеять и которые она с толиком попечением уберегся, что вся жестокость зимы ни одно из них не повредилось. Теплота воздуха успела уже в зернушках сих произвесть непостижимые для нас действия и заставить их испустить свои ростки вкупе с корешками и выставить наружу уже те первые листочки, кои назначены служить первою защитою и пищею прочим за ними последующим. Маленьких сих и наинежнейших произрастений было тут такое множество, и стояли они в таком близком стеснении друг с другом, что единая стопа ноги моей могла б придавить и уничтожить их несколько сотен. Но почтение мое к деяниям натуры было столь велико, что я совестился сие сделать и без дальней нужды погубить толико сот сих первенцов весны прекрасной, но восхотел лучше для шествия своего избирать такие места, где б не мог я сделать вреда новым произведениям ее.
Не успел я несколько минут сим зрелищем повеселиться и заняться мыслями о том, коль многие мильоны подобных сим совсем новых и весьма различных родов произрастений произвела в единый севодняшний день натура, не успел отойтить несколько шагов вперед, как паки новое и восхитительное зрелище представилось мне. Повстречались с зрением моим лежащие вдали отсюда поля, холмы, бугры, долины и воды. Вы знаете, сколь прекрасные, сколь прекрасные местоположения виделись здесь вдали с некоторых мест. Но ах! любезный друг! никогда почти или по крайней мере давно и о чем уже давно не видывал я их в такой красе, как в сей раз. Все сии отдаленные прекрасные виды власно как задернуты были от меня некакою неипрекраснейшею и столь тонкою и прозрачною голубою завесою, что, несмотря на то, мне все они были видны, но видны не в натуральных их колерах, а несравненно в лучших и приятнейших. Натура соткала завесу сию из бесчисленных бильонов разного существа и чрезвычайной мализны частиц, извлеченных лучами солнца из недр земных и поднявшихся в воздух в образе некоего чада или наитончайшего голубого дыма, видимого только вдали, а вблизи зрением не ощущаемого. Сии испарения густым соединением своим мешали глазам видеть все отдаленные предметы в колерах, им от натуры свойственных, но представляли их очам в иных и несравненно приятнейших. То, что вблизи имело желто-зеленый колер, казалось тогда вдали имеет наипрекраснейший презеленый, а то, что по натуре было серо, казалось, имеет прелестной пурпурный колер. Словом, отдаленнейшие зелени и пурпурные сии были столь многоразличны и столь прекрасного колорита, что ни лучший живописец самыми наидрагоценнейшими и лучшими красками подобных им изобразить не может и охотнику до живописи не инако как с крайним удовольствием смотреть паки можно.
Признаюсь! любезный друг! что таковые сквозь тонкой туман видимые дальки производят мне всегда своим великое удовольствие. Всегда, когда ни случается мне их видать, я на них с некаким восхищением и никогда не могу довольно насмотреться и налюбоваться ими. Может быть, происходит сие от любления моего ландшафтной живописи и оттого, что я сам люблю упражняться в сем искусстве, а посему и почитаю я в особливости полезным, когда младые дети приучаемы будут к оному и с малолетства своего довольный вкус получать в ней. Бесчисленные выгоды и преимуществы может иметь такой человек пред другими и несказанно уже способнее к тому, чтоб мог наслаждаться увеселениями натурою и чрез то иметь столь многие счастливые часы в жизни. Тысячу раз благодарю я за то небо, что оно влияло в меня с малолетства к тому охоту!
Но я удалился уже от моего повествования, и мне время возвратиться к оному. Несколько минут простоял я тут на одном месте, любуясь беспрерывно сими прекрасными видами. Я обращал и простирал око мое всюду и всюду на сии дальки, и везде, везде представлялись они мне в таком же прелестном виде! Везде видимы были отдаленные поля, покрытые либо наипрекраснейшим презеленым, либо пурпуровым бархатом, везде представлялись мне отдаленнейшие холмы и возвышения, покрытые ровно, как голубцом. Везде смыкающиеся с ними нижние края великолепно небесного свода, испещренные кой-где тонкими прекрасными и также в прозрачном тумане наполовину сокрытыми облаками, придавали им еще более красы, а воды, имеющиеся в отдаленности, и рябь их, блестящая кой-где от солнца, как сребро, оживляла всю картинку в той стране, представляющуюся зрению. Словом, я смотрел несколько минут на все сие, не сходя с места, и не мог зрелищем сим довольно налюбоваться.
Оттуда спешил я пройтись в здешний большой сад, насаженный за несколько лет моими руками и которой всем своим существованием наиглавшейше мне обязан. Ах! с каким веселым духом вошел я в оной и с каким удовольствием продолжал путь свой. Мне казалось, что все кустарники и деревцы, мимо которых я шел, меня как питомцы мои тут встречали, и каждый из них приглашал посмотреть на себя. Все они готовились уже надевать на себя свою великолепную летнюю одежду, и поспешнейшие из них отчасти уже начали облекаться в оную. Не было хотя еще в группах и лесочках ни малейшей густоты, не было еще той прекрасной густой Зелени, которою вскоре они покроются, не было хотя еще той прохладной тени, которая так приятна чувствам нашим в летнее время: а все они были еще голы и прозрачны, однако многие деревья и кусты зеленелись уже между прочими. Тамо видел я духовитую черную смородину, укрытую уже совсем множеством развернувшихся листочков. Бальзамический запах от них услаждал уже мое обоняние. И стояла черемушка, унизанная хотя редким, но наинежнейшим маленьким листом. Первая сия древесная зелень, украшающая все ветки деревцов, придавала им и особливо против солнца отменно приятный и столь прелестный вид, что не можно было ими довольно налюбоваться. Здесь привлекали зрение к себе зеленые и равно, как лаком, покрытые молодые листки маленьких ивок, а тамо призывали к себе клены и власно как вещали, что и они уже рябые листки из себя испустили, которые хотя теперь еще малы, но скоро-скоро будут великолепствовать отменного величиною против прочих. Стоящие подле их кусточки бересклета украшались уже множеством маленьких своих желто-зеленых листочков, которые унизаны были все их мелкие и испещренные веточки, а за ними привлекала зрение к себе и малина распустившимися уже листками своими. Вдали же видимы уже были кулиги дерев, совсем почти позеленевших и составляющих уже первое украшение садам. Были то лозы, испустившие из себя листки, и от них равно, как и от киточек своих, зеленеющиеся.
