Аркадий Белинков - Юрий Тынянов
О нем писали: ".. .сколь неуместно употреблены тобою выражения: творить и созидать - когда дело шло о произведениях Пушкина"**. "Если имя Поэта... должно оставаться всегда верным своей этимологии, по которой
--------------------------
* Ю. Т ы н я н о в. Архаисты и новаторы, стр. 412.
** "Вестник Европы", 1829, март и апрель, стр. 301. (II. Наде ж д и н. "Полтава". Поэма Александра Пушкина.)
означено оно у древних Греков творение из ничего, то певец Нулина есть par exellence Поэт"1.
"Меня и так уже тошнило с этих Евгениев, которых по справедливости надлежало бы назвать Какогениями или выродками доброго вкуса"2.
И Пушкин стал нам скучен,
И Пушкин надоел,
И стих его незвучен,
И гений охладел.
Бориса Годунова
Он выпустил в народ:
Убогая обнова,
Увы! на Новый Год3.
Через три года после убийства приходит критик и заявляет, что Пушкин "уронил ее (русскую поэзию. - А. Б.) по крайней мере десятилетия на четыре"4.
Тут ясно и недвусмысленно все.
Несколько более странное впечатление производит походя брошенная (в примечании) фраза Белинского: "Я не включаю в это число (поэтов-повествователей в самом высоком значении. - А. В.) Пушкина, который уже свершил круг своей художнической деятельности"5. Это сказано за полтора года до убийства.
1 "Вестник Европы", 1829, март и апрель, стр. 217. (Н. Н а д е ж д и н. Две новости в стихах: "Бал" и "Граф Нулин"),
2 "Вестник Европы", 1828, ноябрь, стр. 81. (Н. Н а д е ж д и н. Литературные опасения за будущий год.)
3 "Северный Меркурий", 1831, № 1-2, январь, стр. 8.
4 "Маяк", 1840, ч. IV, стр. 188.
5 В. Г. Б е л и н с к и й. Собрание сочинений в трех томах, т. I. Л., Государственное издательство художественной литературы, 1948, стр. 125.
Если бы не комментарий М. Я. Полякова, с точностью и стилистическим блеском устанавливающий истинную меру вещей, мы никогда не выбрались бы из бесчисленных противоречий. Но после М. Я. Полякова наше представление об истине снова возвращается на твердую школьную стезю. А ведь сказано всего несколько слов: "Отрицательное отношение к Пушкину было ошибочным у Белинского" (цит. изд., стр. 757). "Ah! grand'maman, вот чудеса! вот ново!" (А. С. Грибоедов. Горе от ума. Комедия в четырех действиях в стихах. Действие III, явление 18. В кн.: А. С. Грибоедов. Сочинения. М., Государственное издательство художественной литературы, 1956, стр. 98).
Тынянов проверяет Пушкиным русскую литературу. Так как лучшее, что сделано в русской литературе, принадлежит Пушкину, то естественно, что ошибался не Пушкин, а те, кто делал хуже. Поэтому литературный процесс в смысле "правильности" оценивается с пушкинской позиции.
Постоянное ощущение правоты Пушкина вызвано не почтительностью, а пониманием путей развития русской литературы, определенных им.
Почему же тогда "молчаливая борьба почти всей русской литературы XIX века с Пушкиным"?
Борьба русской литературы XIX века с Пушкиным была связана с попыткой современников защитить завоеванные в 10-е годы позиции и намерением потомков сместить его и установить свою систему. Борьба была осложнена внутренними противоречиями. Так, например, архаисты шли не сомкнутым строем, а двумя враждебными друг другу колоннами: старшие и младшие архаисты.
В более позднюю пору враждовали эпоха с эпохой, и внутри эпохи-преемницы дифференциация сил оказывалась еще более сложной.
Борьба сначала Некрасова, а затем Маяковского с Пушкиным была связана с преодолением пушкинской системы и установлением своей. В истории русской литературы равных по значению побед за полтора века не было. Эти победы можно сравнить лишь с победами Ломоносова и самого Пушкина.
Несколько иной характер имеет отношение к Пушкину символистов. Символисты не столько ниспровергали Пушкина, сколько искали в нем такие черты, которые были близки им. Отбор символистов привел к резкому смещению внутри пушкинского материала: выделенными оказались те особенности, которые у Пушкина были не всегда первостепенными, а иногда случайными, но которые для самих символистов имели основополагающее значение.
Тынянов настойчиво подчеркивает "многократное и противоречивое осмысление его творчества со стороны современников и позднейших литературных поколений"*. Это соображение очень важно и для методологии Тынянова, и для изучения русской литературы, и для того, чтобы понять, как бесплодны попытки пресечь, запретить, обуздать поиск художника. История русской литературы, сам факт ее существования в эпохи разгула литературной опричнины и резкого повышения духовной чистоты с настойчивой убедительностью говорят, что поиск художника, который стараются или задушить, или скомпрометировать, неостановим и неминуем, и его не может прервать даже авторитет истинного писателя предшествующей литературной эпохи,, а не какой-нибудь бывший писатель, награжденный авторитетом и ставший пугалом, вандеец, казак, драбант, городовой русской литературы. (При этом надо сказать, что истинный художник-предшественник, именем которого пытаются остановить историю литературы, никогда не мешает, по крайней мере не художественными методами, художественному развитию, смысл которого именно в том, чтобы в новых историко-литературных обстоятельствах преодолеть его, художника-предшественника.)
* Ю. Т ы н я н о в. Архаисты и новаторы, стр. 228.
Многократное и противоречивое осмысление Пушкина, зачисление его в "романтики" и "реалисты", в "певцы скорби народной" и "символисты", борьба с ним Надеждина, Писарева, футуристов, подчеркивание и замалчивание каждой эпохой то одних, то других черт в его творчестве говорят о том, что искусство Пушкина было столь разнообразно, что вся последующая наша литературная история могла к каждому заданному ей вопросу найти доказательства своей правоты в этом творчестве. Значение этого разнообразия было не в жанровой множественности, вообще свойственной эпохе, а в том, что Пушкину удалось с исчерпывающей полнотой сказать о явлениях, входящих в орбиту художественного внимания. Задача последующих поколений заключалась в том, чтобы преодолеть эту оккупацию эстетического материалами скатать свое, то есть новое, то есть противоречащее Пушкину слово. Каждое свое слово это слово, естественно, не похожее на чужое, и поэтому чем оно более свое, тем более оно вступает в противоречие с чужим. Отношение современников и потомков к Пушкину, таким образом, могло быть только или отношением эпигонов, или отношением людей, преодолевающих его влияние.
За двадцать три года своей литературной деятельности Пушкин исчерпал все, что входило в состав современной ему литературы, а поэтому в традиционный и канонический литературный комплект он начал включать внелитературный материал.
