Андрей Козлов - Тревожная служба
Ночь показала, что "бедные рыбаки" лишь разыгрывали комедию. Надеясь на то, что мы все внимание обратим теперь на левый фланг, финны решили перебросить своего квалифицированного разведчика в наш тыл на правом фланге, в стыке двух застав. Не удалось!
Наряды, проинструктированные мною лично, особенно бдительно несли службу в ту ночь. Ефрейторы Войтенко, Калашников и красноармеец Иванов, услышав тихие всплески, поняли, что в темноте к берегу осторожно подкрадывается нарушитель. Они позволили ему затопить надувную лодку, выбраться на берег, углубиться на нашу территорию и только тогда задержали его.
Вернулся лейтенант Мелехин с бойцами. Они входили в одну из разведывательно-поисковых групп, которым начальник отряда приказал обезвредить матерых лазутчиков, заброшенных в наш тыл. Алексей Дмитриевич Мелехин был прекрасным следопытом, смелым и выносливым. Под стать ему подобрались и бойцы. Они долго, но зная устали, шли по следу искусно петлявших по нашей земле диверсантов. В одном месте пограничники подобрали обрывки бумаги, клочок газеты, в другом - остатки еды. Все это было явно заграничного происхождения. Обнаруженные предметы помогли разыскать непрошеных гостей.
Жизнь на заставе становилась все более напряженной. Выходные дни стали роскошью. Мелехин, Орешков и я частенько ночевали в казарме. Почти не проходило ночи без учебной тревоги. Стало правилом, когда бойцы, возвратившись с границы, отдыхали не раздеваясь. Дежурный держал пирамиды с оружием открытыми. Старшина так разместил свое хозяйство в каптерке, чтобы все было под рукой.
Однажды майской ночью мы подняли пограничников по тревоге и вывели на стрельбище, где заранее были расставлены разнообразные мишени. Было еще сравнительно темно, и я разрешил курить. Все полезли в карманы за куревом. И тут один из пограничников спохватился, что потерял кисет с махоркой.
- Куда же он мог подеваться? - поинтересовался Орешков.
- Видимо, в казарме обронил, товарищ политрук, - с горечью ответил боец. - Свет в этот раз был выключен.
Орешков достал портсигар.
- Закуривайте. Мы ведь с вами товарищи по несчастью.
Все удивленно притихли. А политрук продолжал:
- У нас в училище так же вот, как и на заставе, тревоги часто объявляли. Курсанты роптали. В нормативы мы укладывались, казалось, чего еще надо? Но начальник училища все усложнял обстановку.
Однажды сигнал тревоги прозвучал в сплошной темноте - свет, как и у нас сегодня, везде был выключен. Бросился я к стулу, на котором лежало аккуратно сложенное с вечера обмундирование, и обомлел - брюки исчезли. Раздумывать некогда: навернул портянки на кальсоны, надел сапоги, гимнастерку, шинель, туго затянул ремень, шлем на голову, винтовку в руки и - в строй.
Вспыхнул свет. Мы стоим все, как огурчики: подтянутые, окончательно проснувшиеся. Начальник прошел вдоль строя, полюбовался нами, похвалил: "Молодцы!" Ну, думаю, пронесло. Не знал я, что с тыла, не отставая ни на шаг от начальника, шел старшина. Он-то и заметил. Как выстрел прозвучала команда:
- Курсант Орешков, выйдите из строя!
Вышел, повернулся лицом к своим товарищам.
- Поднять полы шинели!
Хохот поднялся страшный. Все, кто слушал политрука, и сейчас смеялись дружно и долго. Орешков выждал, когда ребята успокоятся.
- Но это не самое страшное, - продолжал он. - Худшее началось потом. Построит, бывало, нас старшина, скажем, на обед, подравняет, подаст команду "Смирно!" и вдруг спросит:
- Курсант Орешков, брюки не забыли?
- Нет, товарищ старшина, не забыл.
И только тогда скомандует строго:
- Шагом марш!..
И снова, еще громче захохотали пограничники.
- А куда же все-таки брюки-то подевались? - спросил старшина Горбанюк.
- В темноте их кто-то нечаянно сбросил со стула, они оказались под койкой.
Не знаю, был ли на самом деле такой случай в курсантской биографии Орешкова. Я склонялся к тому, что политрук его придумал, чтобы поднять настроение бойцов.
Когда стало более или менее светло, я. разрешил открыть огонь. Мелехин быстро распределил стрелков и пулеметчиков по заранее составленному плану. Захлопали выстрелы. Никогда так метко не стреляли бойцы, как в то утро.
А днем Орешков отвел меня в сторонку, усадил:
- Ты, Андрей, не думаешь вступать в партию? Сложное время мы переживаем. Сейчас тебе, как никогда, нужна поддержка партии.
- Давно думаю, Иван, - ответил я, - но все решиться не могу. Достоин ли я? Примут ли?
- Это ты брось. Чего скромничать? Разве ты мало сделал для того, чтобы застава стала лучшей в округе?..
Вскоре состоялось партийное собрание. Меня единогласно приняли кандидатом в члены партии.
В политотделе округа, где мне пришлось побывать в связи с получением кандидатской карточки, меня предупредили, чтобы застава находилась в постоянной боевой готовности - могут быть любые неожиданности.
В воздухе пахло грозой...
Лицом к лицу с врагом
На утро 22 июня были назначены спортивные соревнования между 1-й и 3-й заставами. Местом встречи избрали наш остров. Чтобы не ударить в грязь лицом, старшина Горбанюк до седьмого пота тренировал спортсменов, которые должны были отстаивать честь заставы. Одновременно он организовал генеральную уборку. Уже к полудню в субботу стараниями свободных от службы пограничников все помещения сверкали чистотой. Спортивная площадка и вся территория поселка бы ли подметены и посыпаны песком.
Кроме правого соседа, начальника 1-й заставы лейтенанта Владимира Григорьевича Девятых, обещали быть Николай Иванович и Анна Мироновна Антипины с 4-й заставы, Шведов и Чирков с женами, Ряцков, Хромов. Наши женщины готовились блеснуть гостеприимством и кулинарным искусством. Собравшись вместе, они прикидывали свои возможности, обсуждали варианты меню, договаривались, кто что будет готовить.
С лейтенантом Девятых, окончившим Харьковское пограничное военное училище, я впервые встретился полгода назад в поселке Ремпетти, где тогда проходили лыжные соревнования. Познакомились и наши жены, тоже участвовавшие в состязаниях. Владимир Григорьевич Девятых был из тех людей, к которым тянешься сразу, с первой, пусть совсем коротенькой, встречи. Его широкое доброе лицо то и дело озаряла, будто изнутри подсвечивала, обаятельная улыбка. Выше среднего роста, плотный, мускулистый, он обладал такой силой, что мог, пожалуй, разогнуть подкову. И в то же время Девятых был до крайности скромен. Когда, заняв первое место в лыжных соревнованиях, он поднялся на пьедестал почета - немудрящую трибунку, наспех сколоченную физруком отряда, застеснялся, как девица.
В разгар приятной суматохи на Пий-Саари прибыл посыльный и вручил мне пакет.
