Иева Пожарская - Юрий Никулин
Нередко «вечера у Никулиных» посвящались анекдотам. Никулин-старший прекрасно умел их рассказывать, к нему даже приходили этому учиться. «Рассказывать анекдот, признаваться в любви и занимать деньги нужно быстро», — шутил Владимир Андреевич. Он знал тысячи анекдотов, собирал их, записывая в клеенчатую тетрадь. Эта общая тетрадка «жила» у него еще с дореволюционных времен. Бумага в ней была, как вспоминал Юрий Владимирович Никулин, «обалденной». Юра и сам завел себе в 1936 году записную книжку для анекдотов, — ему, как и его отцу, нравилось их записывать, — и до войны у него накопилось их в ней с полторы тысячи. Но в 1930-е годы, особенно с их середины, записывать анекдоты было уже небезопасно. За некоторые из них можно было и срок получить. Например за такой: «Лектор говорит: "В городе А. построена электростанция…" Его перебивают: "Я только что оттуда. Никакой электростанции там нет". Лектор продолжает: "А в городе Б. построен новый химический комбинат…" Его снова перебивают: "Я там был неделю назад. Никакого комбината там нет!" Лектор не выдерживает: "Я вам так скажу, товарищи, нужно поменьше разъезжать и побольше газеты читать!"» Или такой: «Покупатель заходит в булочную: "У вас молока нет?" — "Вы ошиблись. У нас булочная, у нас хлеба нет. А молока нет — во-о-он через дорогу молочный магазин"». Анекдоты такого рода Юра записывал в зашифрованном виде, то есть не весь анекдот целиком, а только опорные слова [9].
Однажды Юра, — ему было тогда лет пятнадцать, и он переживал первый «пик» интереса к собирательству анекдотов, — вися на подножке трамвая, услышал анекдот, который рассказывал стоящий рядом с ним на площадке парень своему приятелю: «Один богатый англичанин пришел в зоомагазин и просит продать ему самого лучшего попугая. Ему предлагают попугая, который сидит на жердочке, и к каждой его лапке привязано по веревочке. Продавец говорит: "Попугай стоит десять тысяч, но он уникальный. Если дернуть за веревочку, привязанную к правой ноге, попугай читает стихи Роберта Бернса, а если дернуть за левую — поет псалмы". "Замечательно, — говорит англичанин, — беру". Он заплатил деньги, забрал попугая и пошел к выходу. И вдруг повернулся и спрашивает у продавца: "Скажите, пожалуйста, а что будет, если я дерну сразу за обе веревочки?.."».
Вдруг парень, который слушал анекдот, воскликнул: «Выходим!» И молодые люди на ходу спрыгнули с трамвая.
Придя домой, Юра всё рассказал родителям. Целый вечер Никулины гадали, какая может быть у анекдота концовка. Прикидывали, перебрали сотни вариантов, но никакого интересного финала так и не придумалось. Ну ладно, что ж тут поделаешь! Нет анекдота — и всё тут! Но было очень обидно.
Знал бы тогда Юра, что он, хоть и двадцать с лишним лет спустя, все-таки услышит концовку этого анекдота…
* * *Сказать, что отец и сын Никулины были близки — значит ничего не сказать. С самого Юриного рождения и до смерти Владимира Андреевича эти двое были как будто одним человеком. Даже если в силу обстоятельств разлучались на долгое время. Всегда, во всех делах и вопросах старший и младший Никулины были заодно, но однажды появилась в их жизни страсть, которая одновременно и соединяла их, и разъединяла. Футбол — вот как называлась эта страсть.
Лет до двенадцати Юра относился к футболу спокойно, даже равнодушно, хотя отец и водил его довольно часто на стадион смотреть матчи. Сам Владимир Андреевич всегда был футбольным болельщиком и хотел, чтобы сын тоже полюбил эту игру. И своего он, в конце концов, добился. Юра полюбил футбол… но стал страстно болеть за «Динамо», а отец-то болел за «Спартак»!
Футбол… Футбол у нас в стране всегда был больше, чем футбол. Это было не просто зрелище, следить за которым любят азартные, темпераментные люди. Нет. Стадион был единственным местом, где каждый мог позволить себе… просто поорать. Другого места для выплеска своих эмоций у миллионов советских людей просто не было. К тому же в довоенной Москве спорт был одной из немногих относительно свободных сфер советской жизни. Режим не заставлял человека болеть за какую-то конкретную команду. Любимый футбольный клуб каждый выбирал себе сам и болел за него как хотел.
В Москве было несколько команд. Их болельщики разделялись примерно так: половина — за «Спартак», половина — за всех остальных. Почему так получилось? Многие считают, что главная причина заключалась в удачном названии команды. Тогда все дети и многие взрослые знали имя лидера восстания рабов в Древнем Риме… Как могли с этим сравниться названия других команд — «Динамо», ЦДКА, «Локомотив» или «Торпедо»?
Но «Спартак» был самым популярным не только из-за революционно-звучного имени — имелись и другие причины. В частности, потому, что не относился к силовым структурам. «Динамо» представляло МВД. ЦДКА — армию. А «Спартак» не был клубной командой властей и потому как бы принадлежал всему обществу. Интересно и то, что «Спартак» всегда был любимцем публики, независимо от своих успехов или неудач на футбольном поле. Подобное явление необычно, даже уникально, а в истории мирового спорта такого, пожалуй, и вовсе не было. Спортивные аналитики уже много лет назад вывели закономерность: за команду активно и массово болеют, если она удачно выступает. Но как только команда начинает стабильно проигрывать в сезоне-двух, ряды ее болельщиков очевидным образом редеют. Со «Спартаком» такого не случалось никогда. Почему? Не в последнюю очередь из-за братьев
Старостиных. Владимир Андреевич Никулин болел за «Спартак» именно потому, что в нем играли братья Старостины, они ему нравились. Да и просто «Спартак», по его мнению, был о-о-очень хорошей командой.
А уж соперничество «Спартака» и «Динамо» — это притча во языцех! Матчи между «Спартаком» и «Динамо» были настоящими войнами на футбольном поле и время от времени превращались в войны на трибунах, где между болельщиками вспыхивали драки. Вот и Никулины дома если не дрались, конечно, то уж спорили самозабвенно, до хрипоты, отстаивая каждый свою команду. То есть в их семье появилась маленькая проекция всесоюзных футбольных страстей.
Отец с сыном завели наглядную таблицу футбольного первенства страны. В более чем скромную обстановку их девятиметровой комнатки эта таблица вносила особое настроение. Устроена она была так: из картона Юра вырезал фигурки футболистов, примерно по 25 сантиметров высотой, и каждого раскрасил так, что картонный футболист носил форму той или иной команды. Эти картонные фигурки Юра подвешивал на гвоздики в стене. Гвоздик выше других — первое место, гвоздик пониже — второе и т. д. Под каждой фигуркой булавкой прикреплялась продолговатая бумажка с данными: название команды, количество набранных ею очков, количество сыгранных матчей. В зависимости от того, как играла та или иная команда по ходу чемпионата, сколько забивала голов и набирала очков, Никулины меняли местоположение картонных футболистов, перевешивали их с гвоздика на гвоздик. Так что таблица была у них словно живая [10].
