Константин Симонов - Так называемая личная жизнь
- Теперь не вдогонку, а по рубежам стреляют, - сказал Пантелеев. Возьмут на прицел рубеж и будут ждать, пока подойдем.
Голос у него был хриплый, и Лопатин впервые за день понял, что Пантелееву тоже страшно.
Немцы стреляли долго. То короткими, то длинными очередями. Одна из них взрыхлила песок у самой головы Велихова. Велихов пошарил рукой и вынул из песка пулю.
- К самому носу подлетела, - сказал он, силясь улыбнуться.
Когда вслед за этим раздалась еще одна очередь, что-то сильно ударило Лопатина в бедро. Он пощупал рукой, полез в карман и вытащил оттуда две обоймы от полуавтомата, которые, сам не зная зачем, подобрал в окопе. Одна обойма была разворочена, другая поцарапана; в штанине была дырка. Не поднимая головы, Лопатин показал развороченную обойму Пантелееву.
- А вы поглядите, может, ранило? - озабоченно спросил тот.
Лопатин потрогал ногу - нога нигде не болела.
Наконец пулеметы перестали трещать. Все трое поднялись и пошли. Бежать не осталось сил. Немцы больше не стреляли. Никому из троих не хотелось говорить.
Так молча прошли метров триста. Лопатин чувствовал, как что-то мешает идти, колет ступню.
- Может, пуля провалилась в сапог? - неуверенно сказал он.
- Вполне возможно, - отозвался Пантелеев. - Дойдем до пионерлагеря, разуешься, посмотришь.
Когда упала первая мина, Лопатин не услышал ни свиста, ни гула, лишь почувствовал силу удара чего-то рванувшегося вблизи. Потом, вспоминая, не мог понять, как никого из них не задело ни одним осколком, но в ту секунду не успел подумать об этом. Едва разорвалась мина, едва он успел упасть, как Пантелеев уже вскочил и, крикнув: "Скорей перебегай, пока дым не разошелся", побежал вперед. Пробежав метров сорок, он бросился на землю. Лопатин и Беликов - вслед за ним; и почти сразу же сзади разорвалась вторая мина.
- Левей! - снова вскочив, крикнул Пантелеев. - Левей, к воде!
Он добежал до самой воды и быстрыми шагами пошел по берегу.
- Теперь те, что слева, - не страшные, в воду упадет - навряд ли убьет.
И когда, словно торопясь подтвердить его слова, невдалеке от берега взлетел высокий водяной столб и Лопатин и Беликов присели, Пантелеев даже не пригнулся.
Потом над головами раздался сильный, булькающий, рассекающий воздух звук, не похожий на все другие, бывшие до этого, и тяжелый взрыв грохнул за их спинами, в Геническе. Снова быстрое бульканье над головами, снова тяжелый далекий взрыв за спиной, еще и еще - двенадцать раз подряд.
- Догадался артиллерист, - облегченно сказал Пантелеев. - Ударил все-таки по немецким минометам.
Он стряхнул землю с колен.
- Интересно, начальство приказало или своим умом допер? Прикрыл все же нас.
Лопатин долго потом не мог забыть чувства, с которым он, наконец дошагав до пионерлагеря, остановился под прикрытием крайнего дома. Ему не было видно из-за этого дома Геническа, а значит, и из Геническа не было видно его, Лопатина. Дом был жиденький, полуразбитый артиллерией, но Лопатину казалось, что он никогда еще не чувствовал себя в такой безопасности.
6
Начальник штаба батальона, которого Пантелеев утром посулил расстрелять, если тот не переменит своего командного пункта, перебрался в пионерлагерь и встретил Пантелеева старательным докладом: что свой КП, если не будет других приказаний, он расположил здесь, что связь к артиллеристам протянута, а кроме того, он выбросил вперед, в поддержку роте, два приданных ему полковых миномета.
- Куда выбросили? - спросил Пантелеев.
Начальник штаба показал рукой вперед и налево. Уходившая к морю коса закрывалась пригорком, и минометы были не видны отсюда, но зато, наверно, могли быть видны из Геническа.
Тяжелые минометы вполне можно было поставить и здесь, в пионерлагере. Но у Пантелеева была слабость: пережив в начале войны всю горечь отступления от Ломжи до Витебска и в душе не примирясь с происшедшим, он каждый раз радовался стремлению людей запять позиции поближе к противнику и редко отменял в таких случаях даже нецелесообразные приказания подчиненных. Так поступил и сейчас. Минометы были не на месте, но в батальоне начинал чувствоваться порядок.
- Товарищ дивизионный комиссар, не обнаружили старшего лейтенанта Васина? - волнуясь, спросил начальник штаба батальона, с самого начала хотевший задать этот вопрос, но не посмевший сделать это раньше доклада.
- Какого Васина?
- Командира батальона.
- В плен забрали вашего Васина, - сказал Пантелеев, неохотно возвращаясь в мыслях к событиям ночи. - Среди убитых нет, значит, в плен забрали. Что он из себя представлял-то у вас?
- Хороший командир батальона, - горячо сказал начальник штаба. - Я его знаю с училища. И учился одним из первых, и кончил хорошо.
- Кончил хорошо, - вес так же угрюмо сказал Пантелеев, - а войну начал плохо. А вы как училище кончили, тоже хорошо?
- Средне, товарищ дивизионный комиссар.
- Ну вот, кончили средне, а теперь за командира батальона приходится вас оставлять. Доложите командиру полка. Где он, кстати?
- Не знаю, товарищ дивизионный комиссар. Здесь его пока не было.
Пантелеев вздохнул. Вето желчь, которая накопилась у него за день, он, сливая по капле, оставлял до предстоящей встречи.
- Комиссар полка ранен, и, как видно, тяжело, - сказал он. - Как только стемнеет - вынесите. И теперь же тяните связь в роту, чтобы до полной темноты связь была! Понятно?
- Понятно, товарищ дивизионный комиссар.
- Где моя машина?
- Сейчас придет, товарищ дивизионный комиссар, - с виноватым видом сказал начальник штаба. - Поехала ящики с минами подвезти к минометам. - И он снова указал рукой налево за песчаный гребешок. - Она и минометы туда под огнем отвезла - подцепила и отвезла, одни за одним. Боевая дивчина, добавил он с молодым восхищением.
Пантелеев посмотрел на его залившееся румянцем лицо и сказал насмешливо:
- Дивчина-то боевая, да вы-то не больно боевые. Что же у вас, других шоферов нет - гоняете ее то с минометами, то с минами. Обрадовались, что одна дивчина храбрее всех вас, мужиков, нашлась, так и ездите на ней взад и вперед!
- Тут под рукой других шоферов нет, товарищ дивизионный комиссар, а она сама вызвалась, прямо говоря, напросилась.
- Могли бы и сами на руках минометы подтащить вперед.
- Песок, товарищ дивизионный комиссар, долго, а нам побыстрей хотелось.
- Ну что ж, подождем. К медали представлю, если живая вернется.
В последних словах была укоризна, и начальник штаба вновь покраснел.
- Товарищ дивизионный комиссар, - сказал он, - разрешите доложить шпионку задержали.
- Шпионку? - недоверчиво переспросил Пантелеев. - Небось какая-нибудь баба посмелей осталась в подвале, когда все ваши драпанули, а теперь вылезла, и готово - шпионка! А уполномоченный уже рад стараться! Кто ее задержал - уполномоченный?
