Эмир Кустурица - Эмир Кустурица. Автобиография
Однажды я сидел, словно собачонка, под дверью рабочего кабинета Райнвайна и ждал, когда он закончит отправлять свои сообщения в Белград, поскольку дядя пообещал отвезти меня в большой магазин игрушек. Отправка текста заняла много времени, и я уснул прямо на полу, устав смотреть на полоску света, пробивающуюся из-под двери. В итоге дяде пришлось поехать на непредвиденный теннисный матч с послом Франции в Варшаве, и в магазин игрушек меня повезла тетя Биба.
* * *Когда я увидел тысячи кукол, маленьких поездов и самолетов, выставленных на прилавках четырех этажей самого крупного магазина игрушек в Варшаве, я чуть не лишился чувств.
— Ну что, малыш, выбрал, что тебе купить? — спросила меня тетя.
А я с разинутым ртом озирался по сторонам. И, забыв о наставлениях матери и своих твердых намерениях быть скромным, воскликнул:
— Всё, тетушка! Я хочу, чтобы ты купила мне всё!
Смерть — это непроверенный слух
В 1963 году я сделал свои первые шаги в мире кино, разгрузив полтонны угля в подвал одной из югославских фильмотек.
Для обогрева храма кинематографического искусства было приготовлено две с половиной тонны угля. Паша, Ньего, Труман и я вместе выполнили эту работу. Несмотря на то что Паша был самым сильным, он работал меньше всех, что не помешало ему забрать самую большую долю нашего общего заработка. Удивившись, я спросил своего отца, как такое возможно.
— Закон природы, сынок, — объяснил он. — Крупная рыба поедает мелкую рыбешку. Это называют дарвинизмом.
Получив деньги, Паша, Труман и Ньего отправились играть в покер, а я остался в фильмотеке, чтобы посмотреть фильм Жана Виго «Аталанта». Поскольку я сидел на самом краю первого ряда, домой я вернулся с сильнейшей болью в шее.
— Что с тобой? — забеспокоилась мать.
А я думал о Мишеле Симоне, который на корабле показывал главной героине фото обнаженной женщины со словами:
— Это я в детстве!
В том же году мой отец купил в кредит телевизор «Philips». Это приобретение стало настоящим прорывом в общественной жизни обитателей дома номер 16Д по улице Ябушицы Авдо. Тем же вечером в новостях мы увидели кадры убийства Джона Фицджералда Кеннеди.
— Ужас! Такой красивый мужчина! — воскликнула моя мать.
Реакция отца была более сдержанной:
— Все они друг друга стоят. Нет ни одного американского президента, который не развязал бы войну.
— Он-то как раз и не развязал! — возразила мать, встав на защиту Кеннеди.
— Потому что не успел. Говорю тебе, женщина, они все одинаковые.
Соседи, собравшиеся у нас, молча пялились в экран. Сложно было понять, что их больше впечатлило: новость о покушении или то, что они впервые смотрели телевизор.
— Господи, Мурат, есть в тебе хоть что-нибудь, не связанное с политикой? — взорвалась моя мать.
— Во мне — есть, а вот в них — нет!
Отец не любил телевидение.
— Конечно, хорошо вовремя узнавать новости, но каждый вечер впускать к себе непрошеных гостей — это уже слишком…
Разумеется, он имел в виду дикторов и прочих журналистов, которых называл башковитыми. Мне казалось странным, что мой отец злится на гостей, поскольку он всегда любил компанию. Впоследствии я понял, что телепередачи стали для него удобным предлогом, чтобы вспылить, вырваться из дому и закончить вечер где-нибудь в кафе.
* * *Квартал Горица расположен на холме, возвышающемся над Сараевом. Здесь живут в основном цыгане, которых в городе называют индейцами или черными. С высоты горы Требевич кажется, что Горица лежит на земле. С улицы Тито ее не видно вообще. Если смотреть с Центрального вокзала, создается ощущение, что она парит в воздухе. На этот вокзал мы с Ньего и Пашей ходили курить. Мы дожидались момента, когда поезд трогался с места, и стопкой газет шлепали по голове печальных пассажиров, которые высовывались из окон для последнего прощания со своими родственниками и друзьями. Раздавался забавный звук, и их настроение тут же менялось. Родственники и друзья не могли нас поймать, потому что мы были быстрыми как молния. Пока поезд набирал ход, мы с ближайшего холма со смехом показывали им поднятый вверх средний палец руки. Еще смешнее было рассказывать все это остальным приятелям возле старой бакалеи.
* * *Что касается меня, в Горице я не нуждался ни в чем. Лишь в первый год я сожалел, что там не было игровой площадки рядом с мостом Гаврило Принципа. Мне нравилось находиться на том самом месте, откуда Таврило выстрелил в австрийского эрцгерцога, — как раз за комнатушкой на улице Войводы Степы, где я родился. Позже я отдалился от Таврило Принципа, чтобы взобраться на вершину Горицы, которую называют Черной горой. Оттуда город виден как на ладони. От места, где стрелял Таврило — которое взрослые прозвали «могилой старика», — до ограды военного госпиталя я насчитал три тысячи тридцать шагов. С другой стороны, от вилл генералов до улицы Дюро Дьяковича, где ездили автобусы и роскошные автомобили, шагов было пять тысяч пятьсот шестьдесят.
* * *Я всегда останавливался на последней ступеньке улицы Клюцка, поскольку осознавал, что нахожусь на границе, где заканчиваются пригороды и начинается город. Я был похож на каменную статую, нависавшую над вкладчиками с фасада Народного банка. Я с опаской смотрел на город, не осмеливаясь перейти на другую сторону. И вовсе не потому, что боялся нарушить наказ моей матери: «Ты не должен туда ходить, это опасно для жизни. Ты попадешь под машину».
Я не испытывал страха перед смертью, поскольку не знал, что происходит, когда люди умирают. Но какая-то сила удерживала меня по эту сторону границы. Если кто-то из города приходил к нам в гости и называл меня цыганом, я не считал это оскорблением. Все в центре города боялись цыган. Большинство живущих в центре не понимали, почему жители Горицы болеют за футбольный клуб «Сараево». Так называемые индейцы, по логике вещей, должны были поддерживать футбольный клуб «Железникар», расположенный в их квартале.
* * *Квартал Торица плавно спускался к городу со своими домами, которые выглядели так, словно их разбросали сверху с самолета. С Черной горы взгляд скользил по крышам, тянущимся в сторону города. Там жили бедные люди и горожане, по-прежнему считающие себя крестьянами. Лишь в одной части квартала — где как раз располагался наш дом — жили офицеры JNA[19] и служащие.
* * *С наступлением темноты, когда я торопился домой, из-за изгороди доносилась громкая музыка и совершенно непонятные фразы:
