Г Владимов - Генерал и его армия
- Не дана, - глухо откликнулся генерал. И Донскому даже показалось, что он ослышался. Генерал уже не ходил по комнате, а смотрел не отрываясь в окно. - И ты вот что, братец... мне обо всем этом докладывать необязательно.
Донской умолк и более никогда об этом не докладывал. И с этого дня явственно зазвучали в нем слова, обращенные к генералу: "И ты такой же", что-то не слишком определенное, в чем были и понимание, и сочувствие, и легкая насмешка, и оправдание себя самого. Увы, есть такого рода страх, которому все подвержены без исключения, и даже - вооруженные мужчины.
А страх такого рода, посетивший его самого, вовсе не труса, все не выветривался. В столовой Военного совета он не мог заставить себя сесть рядом со Светлооковым, лишь украдкой, с неприятным чувством, поглядывал издали на его руки, точно бы это они держали тогда оружие, когда говорилось с ясной улыбкой: "Смоленские среди вас есть?.."
Но вот, несколько дней назад, Светлооков неожиданно оказался против него за столом и сказал вполголоса, глядя прямо в глаза:
- Охота мне, майор, с тобой посплетничать.
- Здесь? - почему-то спросил Донской, едва не поперхнувшись.
- Можно и здесь. Было время, мы стихи читали и водку до утра кушали. Но лучше в другом месте.
Странным показалось, что для "сплетен" он назначил свидание в леске, неподалеку от штаба, хотя мог бы, кажется, к себе пригласить, коли так дороги были ему воспоминания. И еще неприятно покоробила эта его уверенность, что Донской придет, куда ему укажут. В довершение всего он еще выговорил Донскому, когда тот с намеренным опозданием явился к поваленной сосне:
- Опаздываешь, адъютант. Это не годится. От бабы, что ли, никак оторваться не мог?
Для таких случаев князь-Андреева наука предусматривала, как отбросить это прилипчивое "ты", переменить навязываемый тон, - для этого следовало состроить на лице выражение, которое Донской мог бы сформулировать наизусть: "Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, коли вы не будете иметь достаточно уважения к самому себе, но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны".
- Простите, - сказал Донской с таким именно выражением, еще усиленным холодностью тона, - как вас по имени-отчеству? Не имел до сих пор чести...
- Николай Васильич. Как Гоголя, - ответил Светлооков готовно, не оценив этой холодности. - Садись, потолкуем.
Донской, однако, остался на ногах и то прохаживался, то останавливался против Светлоокова, не сняв фуражки, как сделал он, и не расстегнув воротника.
- Ты чего-нибудь понимаешь, Донской, что происходит?
- Что вы имеете в виду? - Донской все же не оставил усилий вернуться к допустимому "вы". - И где именно "происходит", как вы изволили выразиться?
- Ты чо это ершишься? - спросил Светлооков весело. - Вот, будем мерихлюндии разводить. "Не имею чести", "изволите". Кстати, можешь меня на "ты", мы вроде одногодки и в чинах одних. - Он вынул из кармана перочинный ножик и огляделся по сторонам. - Нагни-ка мне веточку.
- Какую веточку?
- Какая тебе понравится.
Донской, подернув плечами, пригнул ему вершинку молодого вяза. Светлооков ловко отхватил ее и стал выделывать прутик, срезая боковые побеги.
- Я понять не могу, какой у него следующий шаг, у Фотия. Ну, повезло ему с плацдармом, это все признают, а дальше что? Есть у него в голове план или же торичеллиева пустота?
- Я попросил бы!.. - сказал Донской, вытягиваясь. - Я попросил бы вас о командующем...
- Брось, - перебил Светлооков. - Тут тебя не слышат. Намерен он этот Мырятин брать или ему сразу Предславль подавай?
- Все возможно. Командующий наш - человек масштабный.
-- Чепуха, - отрезал Светлооков. - Кто о Предславле не мечтает, не клянчит у Ватутина*, чтоб позволили взять? И масштабные, и не масштабные все хотят и все могут. А только подавиться можно, хапнешь горяченького - а не проглотишь. Силенок-то у Фотия и на Мырятин не хватает, так ведь получается объективно? Считай, три недели армия топчется возле вшивого городишки.
* Генерал армии Н.Ф.Ватутин - в описываемое время командующий 1-м Украинским фронтом, генерал-лейтенант Н.С.Хрущев - Первый член Военного совета этого фронта. Номера частей, соединений, объединений (38-я армия и т. п.) - конечно же, условность.
- Простите, - Донской опять подернул плечами, - не предполагал, что и вопросы оперативные вас так живо интересуют.
- Меня все интересует. Потому тебя и позвал.
- Но вам, насколько я знаю, по роду деятельности доступны оперативные документы, даже совершенно секретные.
- Это когда они есть, документы. А когда их нету, еще не составлены? Как тогда?
- Что же может знать адъютант? Спросили бы у начальника штаба.
- Спрашивал. Начштаба он игнорирует, Фотий. Или же они в сговоре. А только ни хрена от начштаба путем не добьешься. Может и так быть, что Фотий его заранее не посвящает. А кого он вообще посвящает? Ты ж помнишь, чего он тогда, накануне переправы, с танками учудил. Переполох устроил во фронтовом масштабе: сутки никто не знал - ни в армии, ни в штабе фронта, - куда танковая колонна делась, шестьдесят четыре машины! Один он знал, да распорядиться не мог. Во дает! Собственные танки у себя, можно сказать, украл, только бы другим не достались. - Он поглядел искоса, снизу вверх, на Донского и быстро спросил: - А ты тогда - знал про эти танки, куда он их погнал?
- Ну, предположим...
- Знал все-таки?
- Простите, - сказал Донской, не отвечая на вопрос, - а что, у нас, в Тридцать восьмой армии, секретность подготовки отменена?
- Секреты секретами, а если б что случилось? В одном "виллисе" ездите, всех поубивало - с кого тогда за танки спросить?
- Насколько я в курсе, вопрос был заранее согласован с командованием фронта.
- А насколько я в курсе, Ватутин перед представителем Ставки оплошал. На вопрос, где танки Тридцать восьмой армии, ответить не мог. То же и Хрущев - ни бэ ни мэ.
- Что ж, бывают у командующего и странности.
- Дурь наблюдается, одним словом?
- Ну, если вам угодно применить такой термин...
- Дурь - это хорошо, - перебил Светлооков. Он говорил: "храшо-о". Дурь, она способствует украшению генеральского звания. - Донской подумал, что этот афоризм, пожалуй, следует прихватить в свою коллекцию метких фраз. - Только что у него еще имеется, кроме дури?
- Знаете, не могу поддерживать в таком тоне...
- Брось! - сказал Светлооков, хлестнув себя прутиком по сапогу, отчего Донской слегка вздрогнул и выпрямился. - Еще раз говорю - брось. Ты же не попка, не чурка с глазами. И знаешь прекрасно, что и командармы вашим умом живут - штабистов, оперативников, адъютантов. Да, и адъютантов. Нет-нет, да подскажете ему чего-нибудь путное. Да еще внушите, что он это сам придумал, иначе же он из ваших рук не возьмет.
