Эрих Редер - Гросс-адмирал. Воспоминания командующего ВМФ Третьего рейха. 1935-1943
Осенью 1908 года закончился третий год моей службы в отделе военно-морской информации, и я был назначен штурманом на бронепалубный крейсер «Йорк», входивший в состав разведывательных судов. Это было бесценное место для подготовки к будущему командованию. Штурман выступает в качестве советника командира, и мое рабочее место на мостике давало мне неповторимую возможность наблюдать все тактические упражнения. В отличие от линкора крейсер, решающий разведывательные и дозорные задачи, действует независимо, и его командир часто принимает самостоятельные решения.
Когда в 1909 году «Йорк» получил специальное задание, я был временно назначен на корабль его величества «Гильдебранд» в качестве флаг-штурмана эскадры на все время маневров. «Гильдебранд» был флагманским кораблем командующего эскадрой контр-адмирала Поля, известного своим тактическим умением и мастерским управлением кораблями, входящими в состав эскадры.
Теперь предметом моих стремлений было получить назначение штурманом на один из новейших крейсеров либо на флагман флота «Дойчланд» в качестве флаг-штурмана. К своему собственному изумлению, в конце 1910 года я был назначен штурманом на императорскую яхту «Гогенцоллерн». Для меня это стало не только сюрпризом, но и разочарованием, поскольку в течение нескольких лет мне предстояло заниматься деятельностью весьма далекой от флотской в истинном смысле этого слова.
Одной из причин моей неудачи в обретении службы флаг-штурмана явилось то, что на смену принцу Генриху пришел новый командующий флотом адмирал фон Хольтцендорф, который предпочел набрать свой штаб из лично известных ему офицеров.
Было бы несправедливо считать мое ответственное положение на «Гогенцоллерне» чем-то малоприятным, но я всем сердцем жаждал службы на флоте. Я никогда не тяготел к «придворной службе» с ее деспотичными социальными законами и этикетом, которые мне пришлось узнать по моей работе в Берлине. Так, например, когда я, морской офицер, получал приглашение на придворный бал, то не мог появиться там вместе с женой, поскольку она не принадлежала к дворянству.
Несколько лет подряд жизнь на «Гогенцоллерне» двигалась по одному и тому же ежегодному циклу. После зимнего ремонта в середине февраля яхта делала переход в Средиземное море, где принимала на борт в Венеции императорскую фамилию и доставляла ее на Корфу. Там она вставала на якорную стоянку, а император, его семья и находившаяся при них свита переезжали на берег, где располагались в замке Ахиллеон. Ближе к концу апреля императорская фамилия снова поднималась на борт яхты для перехода через Мессинский пролив в Геную, в то время как придворные возвращались в Германию по суше.
В середине июня император мог снова взойти на борт яхты в Гамбурге, чтобы принять участие в парусных гонках в устье Эльбы, после чего проследовать Кильским каналом имени императора Вильгельма в Киль на Кильскую неделю.
Почти весь германский флот собирался в гавани Киля для участия в этом событии, и, как правило, сюда к этому времени приходили с визитами многие иностранные военные корабли. По завершении регаты император мог отправиться в свой традиционный ежегодный круиз по Скандинавии, который обычно завершался в Свинемюнде ближе к концу июля. В сентябре император довольно часто пользовался яхтой для участия в наблюдении за маневрами флота.
Разумеется, бывали и отклонения от этой традиционной программы. В 1911 году, например, император предпринял весеннюю поездку от Флушинга до Ширнесса в Англии, и тем же летом он воспользовался яхтой для приема эрцгерцога Франца-Фердинанда, наследника трона Австро-Венгрии. Следующим же летом он совершил на яхте круиз по балтийским портам Финского залива для встречи с русским царем Николаем II.
Как судно, «Гогенцоллерн» был куда скромнее того, чего можно было бы ожидать от императорской яхты. Его конструкция вполне заслуживает быть названной чудовищной. Имея необычно высокий надводный борт, в непогоду оно получало такой крен с борта на борт, что даже бывалые матросы с трудом могли перемещаться по палубе. Водонепроницаемые перегородки были ниже всяких требований безопасности даже для обыкновенного пассажирского судна, не говоря уже об императорской яхте. К моему неописуемому удивлению, даже ее навигационное оборудование было совершенно антикварным; в то время как суда всего флота уже имели гирокомпасы, на борту «Гогенцоллерна» стоял только магнитный компас. При всем этом капитан судна, штурман и вахтенный офицер были ответственны за жизнь главы государства, не говоря уже о престиже страны.
Естественно, что капитан был выбран из числа офицеров, которых хорошо знал лично император – другими словами, из придворных кругов. Это было верно в отношении моего первого капитана на яхте графа фон Платена. Но его преемник капитан 1-го ранга Карпф не подходил под это определение ни по внешности, ни по манерам. Он был простым честным мекленбуржцем, излагавшим свои взгляды императору и императрице в открытой, хотя и тактичной форме и нимало не стеснявшимся дать то или иное выразительное распоряжение императорским отпрыскам. Он был известным моряком в кругу яхтсменов, пользовался полным доверием императора и его семьи. И управлял «Гогенцоллерном» столь же уверенно, как и позже крейсером «Мольтке» в Ютландском сражении.
Круизы по Средиземноморью были полны официальными обязанностями, которые, к моему удовольствию, целиком ложились на плечи свитских. Напротив, во время Кильской недели преобладал дух спорта и морского товарищества. Император любил воспользоваться случаем и не только увидеть какое-нибудь новое оборудование в военно-морском флоте, но также и пообщаться с иностранными визитерами – в основном с владельцами яхт, с которыми он уже был знаком.
Во время круизов по Скандинавии обстановка на «Гогенцоллерне» была куда более приятной, чем во время других плаваний. Император отказывался от напыщенных церемоний и становился другим человеком – просто отдыхающим, совсем как любой другой турист во время своего отпуска. Я чувствовал, что во время этих круизов он становится собой, настоящим, с добрым сердцем, все понимающим, всем интересующимся, готовым доставить радость другим человеком. Судя по тому, что мне удалось увидеть и услышать, его взгляды по политическим и военным вопросам были обоснованны и удачно выражены. Все это разительно отличалось от его чопорно-формального поведения во время официальных церемоний – возможно, вследствие неуверенности, а также некоторого тщеславия.
В своих бытовых привычках император был необычайно скромен; он употреблял весьма мало спиртных напитков и искренне предпочитал им фруктовые соки. Блюда императорского стола были весьма просты, даже когда присутствовали высокие гости.
