Лада Акимова - Загадочная Шмыга
Столяров был очень требовательным. Побаивались его все: музыканты, актеры, концертмейстеры. Фальшь чувствовал мгновенно — услышит диез вместо бемоля, тут же поднимет указательный палец и строго произнесет: «Здесь бумоль». За это и получил ласковое прозвище «наш Бумоль». И уже вызов на урок с ним, потом работа с концертмейстером и вновь сдача партии ему. Сказать Столярову о том, что у тебя устал голос, не могло быть и речи. И хоть пил он кровушку, любили его все поголовно. Он же прекрасно знал певческие возможности всех артистов и выше их возможностей не требовал.
«Я знаю, что у вас я Бумоль, — сказал он однажды на художественном совете, — но ничего, я это переживу, но звучать все будет предельно чисто, как должно звучать в лучшем театре оперетты нашей страны».
Уже позже, став женой Владимира Аркадьевича, она узнает, что Григорий Арнольдович строг и беспощаден в работе, а вне ее — он человек с большим чувством юмора. Столяров любил подтрунивать над своими ассистентами — молодыми дирижерами. Порой, увидев, как молодежь подпрыгивает за дирижерским пультом в оркестровой яме, он в шутку произносил: «В молодости я был точно таким же. И так же, выпрыгивая из собственных штанов, наивно полагал, что это не актеры сами поют, а я ими дирижирую».
В новом сезоне, 15 ноября 1955 года, она сыграла свою Тоську в оперетте «Белая акация».
А уже через какое-то время песня ее героини стала шлягером:
Я вижу везде твои ясные зори, Одесса.
Со мною везде твое небо и море, Одесса.
И в сердце моем ты всюду со мной,
Одесса, мой город родной! —
слышалось со всех сторон. Как, впрочем, и знаменитое:
Ты помнишь, как хотели 4 апреля
В Театр оперетты мы пойти?
В театр мы не попали, билетов не достали,
Билетов не достали, в театр мы не попали.
И ее неповторимое:
Ах, Лёша, ах, Саша!
Я боюсь, что третий лишний — это я!
Пройдет много лет, и на сцену Театра оперетты выйдут Юрий Васильев и Алексей Колган, чтобы поздравить ее с юбилеем:
— Ты помнишь, как мечтали
На сцене, а не в зале,
На сцене, а не в зале
Ты помнишь, как мечтали
С Татьяной Шмыгой рядом постоять.
Но Ширвиндт нам ответил,
Что мы не в оперетте,
Он нам не так ответил, но выраженья эти
Не можем мы публично повторять.
Тогда решили, братцы, мы случая дождаться,
На юбилей пробраться, на сцене оказаться
Спросить Татьяну, кто милей из нас.
Тут главная интрига, что нам ответит Шмыга,
Что нам ответит Шмыга — вот главная интрига,
Она споет, как пела много раз.
Она не удержалась от соблазна вклиниться в их дуэт:
— Ах, Лёша, ах, Юра, я признаюсь вам,
Что тоже изнываю от любви.
— Ах, Таня, ах, Тата,
Кто милее из нас, ты имя поскорее назови.
Встав с кресла, она пошла им навстречу:
— Ах, Юра, ах, Лёша, я признаюсь, вам:
Обоих вас люблю.
— Татьяна Ивановна!
Нельзя любить двух сразу. Так не было ни разу,
А если и бывало, то только в сериалах,
Но это даже в кризис не для нас!
Неужто же достоин лишь Кремер Анатолий,
Лишь Кремер Анатолий
Неужто же достоин
С тобой по жизни день за днем шагать?
Он, вероятно, к лету напишет оперетту,
Напишет оперетту, он, вероятно, к лету.
Кого из нас возьмешь с собой играть?
Хочу я быть, не скрою, лирическим героем,
Лирическим героем готов я быть, не скрою.
Устраивай нам кастинг хоть сейчас.
— Ах, Лёша, ах, Юра!
Я признаюсь вам,
Что тоже изнываю от любви, —
она с трудом сдерживала смех.
— Ах, Таня, ах, Тата!
Ну кончено, третий лишний,
Кто же лишний тут из нас?
— Ах, Лёша, ах, Юра!
Я боюсь, что третий лишний — это я.
Ох как заманчиво ей было сыграть Сильву Вареску. «Совратитель» Ярон предложил. Именно не назначил, а предложил. Она испугалась, что «не хватит голоса», и отказалась. Хотя, возможно, что хватило бы и на Сильву, и Марицу и других героинь классической оперетты, но… неизвестно, как бы ее голос выдерживал столь большую нагрузку. Страх вновь сорвать голос не покидал ее. Чуть позже, уже будучи женой Канделаки, она объяснит ему свой отказ играть самые выигрышные и эффектные роли. «Деспот» Канделаки в этом вопросе к ней прислушивался. Пройдут годы, и, когда голос окрепнет, она с удовольствием будет исполнять на концертах партии из классического репертуара.
На протяжении многих лет дуэт ее Сильвы и Эдвина, знаменитое «Помнишь ли ты?» будет вызывать слезы в зрительных залах.
Вспомнился ее юбилей в театре 23 января 2004 года. Шутка ли — 50 лет на сцене.
Артисты Театра сатиры во главе с Александром Ширвиндтом пришли ее поздравлять. «Поиздевались» они над классическим «Помнишь ли ты?» от души. Зал стонал от хохота. У нее самой по щекам текли слезы от смеха. Они же с самым непроницаемым видом друг за другом исполняли на разные лады. Кто «художественно свистел», кто выразительно «мычал».
Помнишь ли ты, —
выйдя на сцену, затянул Державин, -
Как мы с экрана пропели?
Я ж и плясал, весь телецентр хохотал.
Ты же была — словно ребенок в купели.
Я был не стар, в смысле — не плох,
Ты ж и сейчас, как прекрасный цветок.
Юра Васильев пошел дальше:
Помнишь ли ты,
Как мы в Берлине кутили?
Лишь для тебя пробки взлетали шутя.
Помнишь ли ты,
Как мы с тобой танцевали?
Словно капкан, вот наш канкан,
Помню его, как сейчас, —
Это был звездный час.
— Танечка! — А это уже Шура Ширвиндт. — Нас переполняет чувство влюбленности в тебя, но все порушил этот человек. Мы завели у себя в яме убийцу, который практически наступил на горло нашей любовной песне. Мы могли бы замуровать свою яму, она нам, в общем-то, не нужна. Но наш музыкальный руководитель и дирижер и твой композитор сделал все возможное, чтобы вырвать тебя из наших сердец.
И как апофеоз:
— Но Кремер нас разлучил, жить нету сил!
Она поймала на себе полный любви взгляд своего мужа. Они вместе почти тридцать лет. Живут и работают, два эдаких медведя в одной берлоге. Просто удивительно, что подобрались два таких человека. Он иногда шутит: «Слушай, нам надо с тобой расходиться, потому что у нас совершенно одинаковые мысли и желания». Это действительно так: иногда начинают говорить, причем об одном и том же. Хотя конечно же что-то ее в нем не устраивает, а его — что-то во ней. И это естественно. Это нормальная жизнь. Анатолий Львович — самый первый и самый строгий критик. Каждый спектакль подвергается тщательному профессиональному разбору. Ей это очень нужно.
