Элизабет Гаскелл - Жизнь Шарлотты Бронте
В течение пяти лет мистер Бронте занимал место в Хартсхеде, принадлежащем к приходу Дьюсбери. Там он женился, там родились его старшие дети – Мария и Элизабет. По истечении пятилетнего срока он переехал в Торнтон, бредфордского прихода. Надо сказать, что некоторые из больших уэст-райдингских приходов по количеству населения и церквей не уступают епархиям. Однако торнтонская церковь – это небольшая епископальная часовня, находящаяся вдали от главной приходской церкви. В ней сохранилось много надгробных плит диссентеров, например Аксептида Листера и его друга доктора Холла41. Городок выглядит полузаброшенным, со множеством пустырей, он окружен каменными валами, за которыми виднеются Клейтонские высоты. Сама церковь кажется древней и одинокой, словно забытой среди больших каменных фабрик, принадлежащих конгрегационалистам; она теряется на фоне основательной квадратной церкви, находящейся в распоряжении той же конфессии. Это место не так приятно на вид, как Хартсхед, когда смотришь сверху на его испещренную солнечными пятнами, прорезавшимися сквозь облачное небо, долину и на холмы, длинной чередой уходящие к горизонту.
Здесь, в Торнтоне, 21 апреля 1816 года и родилась Шарлотта Бронте. Вслед за ней появились на свет Патрик Брэнвелл, Эмили Джейн и Энн. После рождения последней дочери миссис Бронте совсем занемогла. Очень трудно заботиться о множестве маленьких детей, когда твои силы на исходе. Обеспечиваешь их едой и одеждой, но уже не можешь дать им не менее необходимые внимание, заботу, утешение, развлечение и сочувствие. Старшей из шестерых детей, Марии, едва исполнилось шесть лет, когда мистер Бронте решил переехать в Хауорт. Это произошло 25 февраля 1820 года. Те, кто знал эту девочку тогда, описывают ее как серьезную, задумчивую и не по годам спокойную. В детстве Мария была лишена детства. Впрочем, редко бывает так, чтобы люди, обладающие большими талантами, оказывались счастливы в детские годы: в душе у них кипят страсти, и вместо того чтобы воспринимать окружающее объективно (как называют это немцы), они начинают размышлять и жить внутренней, субъективной жизнью.
Маленькая Мария Бронте была небольшого роста и деликатного сложения, что, по-видимому, сыграло не последнюю роль в ее столь раннем развитии. Она, по всей вероятности, много помогала матери по дому и нянчила младших детей, поскольку мистер Бронте, разумеется, постоянно занимался разными делами у себя в кабинете. Кроме того, по складу характера он не очень тяготел к детям и считал, что их частое появление подрывает силы его жены и делает жизнь в доме менее удобной.
Пасторат в Хауорте, как я уже писала, представляет собой длинный каменный дом, стоящий, как и вся деревня, на холме. Его крыльцо расположено как раз напротив западных дверей церкви, и расстояние между двумя постройками – не более ста ярдов. Двадцать из них занимает садик, едва ли превышающий шириной пасторское жилище. Кладбище окружает дом и сад со всех сторон, кроме одной. Дом двухэтажный, на каждом этаже по четыре комнаты. Когда в нем поселились Бронте, они расширили гостиную, находящуюся слева от входа, чтобы в ней могла собираться вся семья. Комната же справа от входа стала служить кабинетом мистеру Бронте. За этой комнатой находилась кухня, а за гостиной – кладовая, где пол выложен каменными плитами. Наверху располагались четыре спальни одинакового размера, а также маленькое помещение над лестницей, которое у нас на севере называют «лобби». Окно этой комнатки выходило на фасад, и лестница вела наверх, начинаясь прямо от входа. У каждого окна в доме были чудесные старомодные сиденья. Пасторат строили в то время, когда не было недостатка в дереве, – об этом можно догадаться, глядя на массивные балясины лестничных перил, на деревянные стенные панели и на крепкие оконные рамы.
Сверхштатная комнатка наверху была отдана детям. Несмотря на свои крошечные размеры, она не называлась детской. К числу ее достоинств относился камин. Две сестры-служанки – грубоватые, но весьма сердечные девицы, которые до сих пор не могут вспоминать своих хозяев без слез, – называли эту комнату «детский класс». Однако возраст самой старшей ученицы, занимавшейся в этом классе, не превышал в то время семи лет.
Нельзя сказать, что жители Хауорта были совсем бедны. Одни из них работали на соседних ткацких фабриках, другие сами держали маленькие мастерские или мануфактуры, у третьих были мелочные лавочки. Однако за медицинской помощью, канцелярскими принадлежностями, книгами, юридическим советом, одеждой, деликатесами – за всем этим приходилось ездить в Китли. В истории деревни было несколько воскресных школ, устроенных баптистами. За ними явились методисты – последователи Уэсли, а последней в Хауорте появилась англиканская церковь. Славный мистер Гримшоу, приятель Уэсли, построил скромную методистскую часовню, но она оказалась слишком близко к дороге, ведущей на вересковые пустоши. Баптисты тоже возвели свой молельный дом, который выгодно отличался тем, что стоял подальше от большой дороги. Глядя на эти сооружения, методисты подумывали, что и им следует возвести церковь – побольше, повыше и еще дальше от дороги. Мистер Бронте всегда относился терпимо к любой конфессии, однако и он, и его семейство сторонились жителей деревни, придерживавшихся иной веры, чем они сами, и вступали с ними в общение только в случае какой-нибудь просьбы. «Они всегда были вместе», – вспоминают о мистере и миссис Бронте те, кто еще помнит их приезд. Я полагаю, что многим йоркширцам не нравился обычай, следуя которому священник наносил пасторские визиты в дома прихожан. Природная независимость заставляла их возмущаться самой мыслью о том, что некто имеет право по долгу службы расспрашивать, советовать или предостерегать их. В них был еще жив тот вольный дух, который отразился в стихотворении, написанном на скамье в южной стене алтарной части церкви Уэллийского аббатства, расположенного в нескольких милях от Хауорта:
Кто жить другим спокойно не дает,
Пусть лучше дома гуся подкует.
Я спросила одного человека, жившего неподалеку от Хауорта, что за человек священник той церкви, которую он посещает. «На редкость славный малый, – ответил тот. – Он занимается только своими делами и никогда не беспокоит себя нашими».
Мистер Бронте исправно посещал больных, всегда откликался на зов, навещал школы. Так же поступала и его дочь Шарлотта. Однако, весьма высоко ценя собственную независимость, они бывали, пожалуй, чересчур деликатны в тех случаях, когда следовало вмешаться в чужую жизнь.
С самого начала своего пребывания в Хауорте члены семейства Бронте предпочитали выбирать для прогулок те тропинки, которые вели на вересковые пустоши, начинавшиеся на холмах выше пасторского дома, а не те, которые вели вниз, к деревенской улице. Добрая старушка, заботившаяся о миссис Бронте, когда та всего через несколько месяцев после приезда сюда уже угасала от рака, рассказывала мне, что в то время шесть крошек, бывало, выходили погулять, держась за руки, и направлялись прямо к знаменитым пустошам, которые страстно полюбили, причем старшие трогательно заботились о самых маленьких.
