Федор Архипенко - Записки лётчика-истребителя
Едва только прошли лесок и попали в деревню, как увидели множество немцев — обозников с повозками. Огородами мы вышли на шлях и… опять напоролись на немцев. Было их четыре человека, возле повозки с радиостанцией. Мы, понурившись, уже прошли было повозку, как маленькая собачка подбежала к нам и начала тявкать. Один из немцев по-русски подозвал нас, взял сена с повозки и стал кормить лошадь, спрашивая нас, кто мы и откуда. Я на белорусском языке отвечал, что копали окопы возле Сум и пан офицер отпустил нас домой, вспомнив карту, назвал ближайшую деревню. Оглядев нас, мальчишек, худых и оборванных, он махнул рукой и сказал: — «Идите». Николай ответил: — «Есть идти», но немец не уяснил себе воинской сути этого термина, что и спасло нас от беды. Мы помялись с ноги на ногу и пошли дальше по шляху, заметив впереди группу девчат, спешивших на работу в поле.
Отошли метров сто от немцев, я говорю Николаю сквозь зубы: — Ты что, с ума сошел, отвечаешь по — военному. Он — с недоумением: И правда! Эх… Вот так могли засыпаться по-глупому.
Второй раз мы попали в деревню, разделенную речушкой, — на той стороне наши, а мы на этой и перейти линию фронта нельзя. Вместе с местными жителями заставили нас подносить на бугор снаряды, но тут наша артиллерия открыла огонь, все разбежались, дернули обратно и мы — в тыл к немцам.
Зная, что немцы наступают усами, а не сплошным фронтом, мы искали нейтральную полосу, чтобы выйти к своим. Помню, вышли на какое-то местечко, вроде, должны быть наши, но тут, на наших глазах, появился отряд немецких всадников — человек пятьдесят и один из местных патриотов, учитель, из мелкокалиберной винтовки застрелил их командира. Сразу его дом немцы окружили и сожгли, а остальные принялись хозяйничать по избам.
Мы вновь огородами ушли из этого местечка и вскоре попалась наша машина с мясом. Спрашиваем, — где наши, они отвечают, вот только-только прошел батальон. Поведение этих троих мне не нравилось, показалось, что они ждали немцев, чтобы сдаться в плен. Шофер, по-моему, был русский, а два других солдата — узбеки или таджики. Они дружно предлагали нам идти в Белоруссию, а не на восток. Положение мое усугубилось тем, что ботинки совсем расползлись и пришлось идти почти босиком, а уже начинались заморозки, осень вступала в свои права.
Когда мы догнали своих, нас сразу арестовали, так как документов у нас не было никаких. Первое, что мы попросили — дайте поесть, уже три дня, как мы ничего не ели. Народ к тому времени ничего не давал, ибо отступало очень много наших войск и, по-видимому, колхозники все излишки раздали. Дали нам котелок гречневой каши и занялся нами командир, наверное, из «Смерша». Мы подробно рассказали о своих мытарствах, о том, что мы летчики и где базируется наш авиаполк, сообщили его номер и нам поверили, разрешили отступать вместе с батальоном. А ведь ситуация была напряженной, буквально накануне бойцы батальона поймали настоящего шпиона.
На следующие сутки с ногами у меня стало еще хуже. Один из солдат дал мне мешок, я обвернул ноги сеном, обвязал мешковиной и так потихоньку двигался на восток. С завистью посматривал я на лошадей командиров рот. Как-то мы проходили деревушку и увидели мальчика на большой повозке, запряженной маленькой серенькой лошадкой. Мы с Николаем отняли у пацана повозку и лошадь. Я сел в повозку, а он тянул повозку вместе с лошадью, такая слабая и маленькая была лошадка. Наступил вечер, пошел дождь и батальон остановился на ночевку.
Мы же решили не останавливаться, а ехать дальше на восток. Проехали с полкилометра, наша кобылка совсем выбилась из сил и мы вернулись обратно в расположение батальона. Распрягли свою лошадку и я в темноте вижу, что лошади командиров рот привязаны без седел у яслей с сеном. Тогда-то и решился я угнать их и уехать. Спрашиваю у Николая Савина, ты хоть раз ездил на лошади, отвечает — нет. Даю ему шепотом кавалерийский инструктаж, как сидеть, как держаться крепко за гриву. Тихонько подвели свою лошадку, привязали ее, отвязали строевых лошадей, быстро вскочили на них и ускакали по шляху на восток.
Догнать нас никто не мог, так как от ливня земля размякла и пешком можно было пройти за час метров 800, не больше. Представляю, что там было после того, как узнали, что нет лошадей, а им оставили взамен маленькую лошадку со сбитой спиной. До сих пор чувствую себя виноватым перед теми людьми. Может, кто жив сейчас из того батальона и помнит историю эту, очень надеюсь, что простит меня.
В ночи и дожде ехали долго, километров 15–20 и, наконец, заметили костер, а вокруг наших бойцов. У костра дали нам по куску хлеба. Часть людей оставалась, как я понял, партизанить, все даже говорили друг с другом как-то неохотно. Час спустя мы вновь сели на лошадей и поехали к Обояни, точнее к местечку Тим, где стоял наш полк Су-2, который мы прикрывали. Но местные жители сообщили нам, что уже дня три, как самолеты улетели на восток. Услыхав об этом мы было совсем пали духом: на заднем месте вместо кожи у нас оказалось мясо, так все посбивали и идти из-за ног я не мог, они сильно кровоточили. Пришлось нам обоим продолжать ехать верхом на лошадях.
25 октября 1941 года мы добрались, наконец, до города Обоянь, где когда-то базировался наш полк. Явились к коменданту города, доложились и узнали, что полк передислоцировался на восток. Комендант дал нам талоны в столовую и на пересыльный пункт — переодеться, так как были оборваны страшно, да и на улице уже хорошо подмораживало.
Николай Савин, намаявшись с выездкой, привязал свою лошадь во дворе комендатуры, а я, лишенный иного способа передвигаться, ехал на своем коне по обочине тротуара искать столовую. Вдруг, в одном из прохожих, узнал летчика Виктора Утенкова из соседней эскадрильи. Начал я к нему обращаться, а он смотрит на меня и дальше идет — не узнает. Только когда я произнес: «Савка, дай ему в ухо!» — он остановился и узнал нас, изможденных. Все мы обрадовались встрече и Виктор сообщил, что прилетел он за полковником Чайкиным начальником штаба ВВС 40-й армии.
Прибыли к начштабу втроем. Он подробно расспросил нас и предложил пойти к командующему и члену Военного Совета. Предстали мы перед командующим, все обстоятельно ему доложили. Член Военного Совета упрекнул меня — не надо было садиться за другом, самолетов и так мало. Помню, это обожгло мое девятнадцатилетнее сердце!
Командующий приказал нам следовать на пересыльный пункт, переодеться и вернуться: на восток поедем вместе на автомашине. На складе быстро подобрали одежду, ботинки, помнится, меня особо интересовали портянки, чтобы были помягче и без швов. Соорудил я их из рубашек и кальсон, а ботинки взял на три размера больше, чтобы ноги не натереть. Вышли мы из склада, я сел на лошадь и еду, а Савин — рядом, пешочком. Смотрим, идет гражданин степенного вида, Николай ему и говорит:
