Фредерик Бейли - Миссия в Ташкент
Существовали также неудобства, вызванные чрезвычайной силой обстоятельств. В такой ситуации часто явное меньшинство силой или страхом пытается принуждать к чему-то большинство. Однажды, прибегнув к защите силой, большевики без колебаний прибегли к запрету многих вещей, борьбу за которые они декларировали, особенно, к примеру, это относилось к свободе печати и свободе публичных собраний.
Мы посетили Министерство иностранных дел 17 августа, в момент, когда, как мы посчитали, что Стефанович должен был достигнуть китайской границы. Мы прождали встречи два дня, так как комиссар был занят. Это было в некотором роде скорее выгодным обстоятельством для нас, а особенно для миссис Стефанович, так как это давало ее мужу два дополнительных дня для того, чтобы избежать опасности.
19 августа у Блейкера и меня состоялась первая беседа с мистером Дамагацким, комиссаром иностранных дел. До революции он работал чертежником в колониальной службе министерства сельского хозяйства. В политике он был левый социалист-революционер — левый эсер (L.S.R.). Они считались более умеренными, чем настоящие большевики, хотя со стороны трудно было обнаружить между ними различия. Я неудачно начал разговор с Дамагацким, ссылаясь на «большевистское правительство». Когда мы вышли из комнаты, переводчик сказал мне «Запомните, комиссар иностранных дел не большевик, а левый социалист-революционер. Это ошибка ссылаться на большевистское правительство, и Дамагацкий обиделся на это. Это «советское правительство», хотя вы можете ссылаться на «большевистскую партию».
К несчастью, для нас британские солдаты из Мешхеда, которые поддерживали антибольшевистское закаспийское правительство, вступили в первое боевое столкновение с большевистскими солдатами 13 августа. Наше прибытие ночью того же дня ставило нас в трудное положение в силу того, малоприятного для нас факта, что британские войска вступили в борьбу против Красной армии. Я осознавал, что это с большой долей вероятности была правда; мы не имели новостей из Индии и вообще из внешнего мира в течение двух месяцев. Случись это первое столкновение между нашими солдатами и большевиками несколькими днями раньше, я был бы предупрежден и с большой вероятностью отозван. Я думаю, что можно было бы найти оправдание большевикам, которые бы интернировали миссию, прибывшую в такой необычный момент. Интернирование на какое-то время означало бы, как я это осознал позже, почти неминуемую смерть. Нас негде было больше держать кроме как в тюрьме, а в тюрьме очень часто происходили несанкционированные расправы с людьми. Толпы пьяных солдат приходили в тюрьму, хватали людей и расстреливали их. Однажды, когда мы шли по улице, мы услышали крики и выстрелы в каком-то доме. Было совершено одно из этих убийств. В оправдание этого можно только сказать, что с этими жертвами так грубо обращались люди, охранявшие их, что расстрел избавлял их от страданий. Немного более законное выполнение формальностей имело место, когда тюрьма становилась переполненной и необходимо было освободить камеры.
Линия поведения, которую я избрал в моих дискуссиях с Дамагацким, заключалась в том, что это было неправдоподобно, что миссия в Ташкент была послана в тот же самый момент, когда в другой части Туркестана мои соотечественники были в состоянии войны с ними. Должно быть, тут была какая-то ошибка. Откуда он знает, что солдаты, воюющие там, на самом деле являются британскими или британо-индийскими? Ответ был простой и лестный. Слишком хорошей была артиллерия, лучше, чем где-либо в России. И также на гильзах были английские надписи. Я резко возражал, что мы продавали снаряды разного сорта людям и посылали их в большом количестве в Россию для помощи в войне; вполне возможно, что они обнаружили английские надписи на снарядах, используемых самой Красной армией! Никакой из этих доводов не являлся доказательным, и до тех пор, пока он не предоставит что-то более убедительное, я не соглашусь с этим утверждением. На это Дамагацкий сказал, что он попытается получить пленного, чтобы убедить меня, и все наши последующие многочисленные беседы я всегда начинал с вопроса, удалось ли ему получить доказательства, которые я желал иметь.
Одно из первых требований Дамагацкого (первое требование, выдвигаемое всеми русскими чиновниками независимо от их рода занятий) было «Покажите мне свои документы!» Предполагалось, что я предъявлю верительные грамоты советскому правительству от правительства Великобритании. У Тредуэла были бумаги, с которыми он направлялся в Ташкент, подписанные послом Соединенных Штатов, кроме того, его консульский патент был подписан президентом Соединенных Штатов. У нас таких бумаг не было. Я надеялся, что мы сможем получить такого рода признание от Туркестанского Совета, что таким образом означало бы установление отношений и связи между Индийским правительством и Туркестанским Советом. Мы ни в малейшей степени не знали ни позиции, ни намерений Туркестанского Совета, и было очень важно их выяснить. Но когда мы не смогли предъявить большинство желаемых бумаг, нас обвинили в занятиях шпионажем. Я сказал Дамагацкому, что он может справиться в Индии о нашем статусе по телеграфу. На это он сказал, что так он и сделает, а тем временем он готов выслушать нас.
Я сказал ему, что мы всецело заняты желанием добиться победы в войне. Ничего большего в настоящий момент мы не желаем, и с этой целью у меня есть три главные и важные просьбы.
Первая, военнопленные должны находиться под контролем. В Туркестане одновременно находилось сто девяносто тысяч военнопленных. Условия их жизни в лагерях были ужасными, главным образом из-за ненадлежащего содержания. Одна из причин посылки такого количества военнопленных в Туркестан была, без сомнения, отдаленность места и трудности побега отсюда; но и, конечно, во внимание принималось количество и дешевизна еды. Несмотря на это, рацион питания военнопленных был настолько скудным, что вспыхивали инфекционные болезни, в то время как медицинское обслуживание было настолько не до статочным и неэффективным, что умирали тысячи. Большую часть военнопленных фактически составляли австрийцы, которые были взяты в плен в Приземсле, и другая часть в Галиции в первый период войны; но также было много немцев.
Капитан А. Г. Брюн из королевской датской артиллерии, будучи в Ташкенте, делал все, что в его силах, чтобы облегчить страдания бедных австрийцев. В его книге «Трудные времена» перечисляются душераздирающие случаи их страданий и описываются трудности его общения с русскими при попытках помочь им. Он также описывает свой собственный арест, и содержание под стражей и постоянное ожидание расстрела, когда его товарищ — мистер Клеберг, швед, выполнявший подобную миссию для немецких военнопленных, на самом деле был взят из камеры и расстрелян.
