Галина Сафонова-Пирус - Родники моих смыслов
2013-й
Привет! Да у нас всё по-прежнему, а ты как?.. Ну, эту новость твою знаю: вчера Наташка с Настей хотели тебе телевизор отвезти, да?.. Конечно, конечно, снег пошёл, дорога плохая… А сейчас она звонила мне, приглашала с ними ехать, но я… Не, Ви, для меня такая поездка слишком утомительна, я как-нибудь одна приеду, когда потеплеет, посидим с тобой, поболтаем. Ну, да, да. Пока.
Ой, опять… А что тебе не нравится? Ви, не физически я устаю, а от разговоров. Да ничего у меня не болит! Ви, твой сосед уставал и помер потому, что в нём рак развивался, а во мне, надеюсь не… Ну не выдумывай ты, пожалуйста, и не надо мне из-за этого звонить через каждые полчаса!.. Обещаю, обещаю, что схожу к врачу. Ну да, может и сего… или завтра… Ой, ты у нас прямо миллионер, деньги за меня заплатишь! Да сама я… если пойду. Пойду, пойду! Обещаю. Пока.
Привет, Ви! Нет, ничего не случилось, просто хочу спокойной ночи тебе… Я-то постараюсь спокойно, а ты опять за своего фон Бока – до четырех? Да ты что? Нога сегодня не болит? Ну, я же с год твержу тебе и твержу: «Леотон» боль снимает, а ты… Вот и молодец, что наконец-то… Да, да, три раза в день. Да, дороговато, но для здоровья не скупись, тебе государство на лекарства деньги даёт. И всё-таки ложись-ка спать, пока ничего не болит, а фон Бок подождет. Ну да, может, он и… Может, он и так… Может, и помешал Гитлеру Москву захватить. Да, конечно, ты имеешь право так думать… и писать – тоже, но ночью лучше спать. Ну, если тебе с фон Боком ночами интересней, то оно конечно… Тогда пока, пока, интересного общения с немецким генералом!
1983-й
Тогда Виктору шёл пятьдесят пятый год, и он работал в заводской многотиражке Брянска, здесь же была у него кооперативная квартира, в которой жила его третья и любимая жена Натали с дочкой и сыном, но по-прежнему, каждый день уезжал он за сорок километров в Карачев, – там и мама, и огород, с которого они ещё что-то продавали, а самое главное, его роман «Троицын день».
Мама, Виктор и Женя.
А первый раз он женился на студентке медицинского института, и когда та закончила его, ему надо было ехать с ней куда-то на три года «по распределению», но он отказался, и они развелись. Помню Женю: красивая была. И длинные, волнистые волосы её помню, – не любила их прятать под шапками, вот и… Вызвали как-то зимой к больному, а в дороге с машиной что-то и случилось. Простояли долго, а Женя-то без шапки! Вот и простудила голову, и умерла.
Долго брат ходил холостяком, но потом снова женился на местной поэтессе. И сын у них родился, но всё так же, после работы, уезжал он в Карачев к маме и своему роману. Когда же начались нелады и с новой женой, то из заработанных с огорода денег, дал он ей сумму на вступительный взнос для кооперативной квартиры, и они развелись.
Женщины брата… И первая – Людмила. Никогда не видела её, но запомнилось это имя потому, что мама и брат говорили о ней не раз. Виктору было тогда только восемнадцать, а ей… В общем, как говорила мама, была она «опытной женщиной», но брат настолько потерял голову, что подарил возлюбленной золотые часы, которые мама берегла на всякий случай, – ведь могли прокормить нас какое-то время, если бы пришлось совсем лихо.
Потом была первая жена Женя, о которой уже писала. Почему они расстались? Да, он не поехал за ней по распределении, но только ли из-за того, что хотел писать роман? А может… Есть в моих дневниках вот такая покаянная запись, сделанная много лет спустя:
«Мне – тринадцать, Виктору – двадцать два. С компанией его друзей, в которой была и Женя, пошли мы как-то в лес, на маевку, как называли тогда такие вылазки. Повеселившись, возвращались пешком в Карачев, – автобусы тогда еще не ходили. И вот шли мы шли, а когда до дома оставалось километров пять, вдруг какой-то грузовик притормозил, все к нему устремились и стали прыгать в кузов. Прыгнула и я, а мой брат, который приотстал из-за больной ноги… И сейчас перед глазами: он удаляется от нас, становясь все меньше и меньше, а веселая, гогочущая компания, радуясь случайной машине, машет ему руками… Да нет, было, было мне жалко брата! Но вот пойти против всех и попытаться остановить машину… Нет, не сделала этого. Виктор, конечно, пришел домой, но, ничего не сказал мне и лишь взглянул как-то… И этот его взгляд преследовал меня потом до-олго! Да и теперь хочется крикнуть: никогда не предавайте! И особенно тех, кого любите, ибо поступок этот нельзя исправить и тенью зловещей будет висеть над вами до конца жизни».
Вот такая запись, от которой мне больно и теперь, а тогда… Ведь жена Виктора тоже не попыталась остановить машину, чтобы подождать прихрамывающего мужа, так, может, как раз этого он ей и не простил?.. А, может, еще и потому, что тёща была «партийным верным ленинцем», и когда узнала, что зять пишет роман, в котором есть недозволенное против режима и из-за которого не хочет ехать за дочкой по распределению, пошла в КГБ и донесла на него, после чего «товарищи в штатском» не раз вызывали брата для бесед.
Глубокой влюблённостью брата была Рима Медведева. И была она очень красива! Большие синие глаза, иногда отливающие зеленью, светлые волнистые волосы, фигурка, как у греческой богини, – глаз не отвести! – но характер был такой же увлекающийся и решительный, как и у брата, а поэтому, когда влюбилась… И парень-то был незавидный, а вот повезло же – с такой!.. Так вот, когда Римма влюбилась и забеременела, то он уехал от неё. Знаю, Виктор предлагал ей стать женой и после случившегося, но она… Она бросилась под поезд. Каково было брату? Только могу предположить, но портрет Риммы всегда висел над его письменным столом.
Были, конечно, были у него увлечения и еще, – никогда не мог устоять перед женской красотой! Так однажды привёз из командировки деревенскую красавицу Настю, которая жила у нас с неделю, а потом исчезла.
Но самой любимой и верной женой стала Натали, бывшая его ученица по литературному кружку Дворца пионеров, когда окончила Ленинградский университет.
Любил ли он всех своих женщин? Да, конечно, но думаю, что видел их прежде всего такими, какими хотел видеть, открывая… нет, придавая им черты своих любимых героинь романа, с которыми не расставался всю жизнь. И именно они стали для него самыми реальными и с теми свойствами характера, которые пленяли, а посему и становились ведьмами, – в русском наполнении этого слова, – умеющими заворожить, могущими делать добро, зло и ведающими то, чего не могли знать его герои-мужчины.
2013-й
Что это ты прямо – с утра… и голос смурый? Да, да… Мужик за угрозу троих пристрелил? Только пригрозили, а он их – из ружья? И сколько ж ему дали за это? Восемнадцать. И ты считаешь несправедливо? Ви, но ведь только грозили ему те, а он… Нет, я не согласна с тобой, не согласна. Ви, не будем спорить, а? Ви, не надо, давай не будем. Не надо, не будем, не надо, не бу… Да деревни не потому гибнут, что почти все пьют, а трезвых бандиты вырезают, а потому… Ну да, конечно, я в деревни не езжу, ничего не знаю, только ты и ездишь. Наташка рассказала? Да в этом Волкове, где домик вы купили, всего и жителей-то три человека, а ты: деревня! Ви, не будем и об этом спорить, а? Хорошо, хорошо, я ничего не знаю. Да, да, ты всё знаешь, пусть так и будет… Ой, ты и об этом мужике говорил мне уже несколько раз! Ну повесился он, ну, значит, лихо ему было и ни я, ни ты не могли бы ему помочь… А этого кто и где зарезал? В Москве. Но ведь такое и раньше было, и раньше резали. Ну да, если б остался в Карачеве, может, и не… Ой, опять ты – о первом? Ну, пиши, пиши письма в защиту убийцы троих, а я могу тебе сказать только вот что: братец, ты с ума сошел… Ну да, и мама тебе то же самое сказала б. Сказала бы, да еще как! Ви, не будем ругаться, а? Не могу, не хочу, не бу… Ты меня этими мужиками уже достал и завёл до самого вечера! Да, Ви, да! Ладно, постараюсь забыть. Ага… да… пока, пока.
Да, Вить. Да ладно тебе, не горюй, ну, как ты ему поможешь?.. Синяки под глазами у твоего соседа пройдут, но если б он только пить бросил… Ну да, да, да. Кстати, в прошлый раз ты говорил, что в округе восемнадцать знакомых мужиков спились и умерли, а сегодня уже двадцать пять. Что-то быстро список пополня… Ви, да пьющих во все времена хватало, думаю, что и теперь не меньше, не больше. Конечно, ты никуда не выходишь, видишь только пьяниц под своей липою, вот тебе и кажется, что вокруг – одни пьяницы… Ой, одно тебе могу посоветовать: держи хвост пистолетом. Вот и молодец, вот и умница, узнаю теперь брата, а то… Ну, «спокойной ночи» посреди дня ты мне рановато желаешь, а вот пока-пока… Пока и тебе.
Привет! Что это ты голосом таким упавшим? Да ты что! И сколько ж. Ой, сразу две курицы задрал? Ви, это ты Кея головами куриными кормишь, вот он и идет на запах. Ну да, да, и что ж Сашка? Ага, будешь ругаться, если сразу две. Конечно, надо тебе уплатить за них, а как же? Да обалдел он что ли? Если у него семь куриц за лето пропало, так тебе за всех и платить? И правильно ответил… и правильно, да, да. Конечно, Жаль Кея, еще раз сорвется, начнет соседских кур драть, а его и убьют. А что теперь поделаешь? Ну, ладно, ты пока не падай духом, может, и не сорвётся, может, больше и не… Да! Я же музыкальный центр тебе купила японский. Ага, японцы добросовестно всё делают, так что скоро с дочкой тебе привезём, будешь музыку слушать какую хочешь. А какую хочешь? Бетховена55? Хорошо, куплю диск с Бетховеном, а еще кого? Ага, подумай, до вечера. До «спокойно ночи».
