Даниил Галкин - В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора
Недалеко от площадки мне показали наскальные рисунки первобытного человека. Они как будто передавали нам эстафету развития человеческой цивилизации от древних обитателей планеты.
В Сумгаите, который в перестройку прославился страшной межнациональной резней, меня попросили встретиться с местным активом. Темой выступления предполагался нашумевший в те годы проект «Поворот северных рек»[127]. Я вежливо отказался от встречи, мотивируя тем, что не являюсь специалистом в области гидротехнических сооружений.
Накануне отлета в Москву коллеги устроили мне проводы в курортной зоне Апшеронского полуострова. В дачном поселке Мардакян, где Есенин написал знаменитые «Персидские мотивы», мы дружески пообщались в уютном ресторанчике с видом на Каспий. В Москве я с головой окунулся в громадье дел, объем которых, как обычно, был «вагон и маленькая тележка».
И среди них – уникальный проект невиданного по масштабу и сложности сооружения. Его должны были построить на базе отделения Высоковольтного научно-исследовательского центра ВЭИ имени Ленина[128], в подмосковном городе Истре. Отличительной особенностью этого сооружения было перекрытие не менее чем 150-метрового пространства без промежуточных опор. Это требовалось для свободного разгона каких-то частиц в гигантском реакторе, подлежащем подвеске к потолку наподобие люстры.
За этот архипрестижный проект в конкурсной борьбе соревновались крупнейшие институты. На финишной прямой остались два варианта проекта. Полусферу в виде купола предложил головной институт нашего объединения. Усеченную пирамиду («перевернутое ведро») представил ленинградский «Промстройпроект». Предпочтение по всем показателям получила полусфера. Аналогов возведения пространственных сооружений с пролетом более 100 метров в мировой практике нет. На языке профессионалов это называется «статистически неопределимая система»[129].
Мое открытие Америки
На старте лихорадочной работы над уникальным проектом, когда весь институт стоял на ушах, меня неожиданно пригласили на собеседование с заведующим строительным отделом ЦК КПСС Дмитриевым. В просторной приемной собралась группа маститых, известных в профессиональных кругах архитекторов. Некоторые представляли союзные республики. Истинную причину вызова мы не знали. Правда, кое-кто догадывался…
1970-е годы стали временем «разрядки» в отношениях между двумя сверхдержавами – СССР и США. Тогда оживились профессиональные и культурные контакты с внешним миром. Выезд делегаций и туристов в Европу уже никого не удивлял. Самой недоступной оставалась далекая по всем показателям Америка. Но именно туда около года назад начали формировать первую группу архитекторов для обмена опытом. В международном отделе Госстроя и Союза архитекторов состоялось собеседование. Я заполнил подробную анкету. И на прощание услышал:
– Ваша кандидатура рассматривается на предмет поездки в составе группы архитекторов в США.
И все. Несколько дней я был под впечатлением этих слов. А затем многообещающий эпизод растаял в мареве быстротечных дней.
Дмитриев приветливым жестом пригласил нас в просторный кабинет. Усадив по периметру длинного стола, объявил:
– Ваши кандидатуры утверждены окончательно. Надеюсь, вы достойно представите нашу великую страну. Накануне вылета пройдет еще одна встреча с подробным инструктажем. Определим руководителя. Иногородние, возвращайтесь по месту жительства и ждите окончательного вызова. До скорой встречи.
Во время предвыездного инструктажа нам словесной клизмой «промывали мозги» по полной программе. Представили миловидную переводчицу по имени Наталья, а также сопровождающего по фамилии Неруш. Он ровным, тихим голосом заявил, что по образованию тоже архитектор. Не впервые вылетает в Америку. Будет нашим надежным помощником по любым вопросам. Все поняли, в чем заключается его миссия.
Совершенно неожиданно прозвучала моя фамилия. Дмитриев предложил меня в качестве руководителя группы. Откровенно говоря, я был обескуражен. Ведь среди нас были более известные и авторитетные специалисты. По-видимому, сыграла роль моя принадлежность к системе Госстроя СССР. А может быть, и другие, неведомые мне причины.
Погожим сентябрьским днем непопулярного для суеверной части человечества 13-го числа мы прошли паспортный и таможенный контроль международного терминала Внуково. В 13 часов 45 минут самолет плавно взмыл в небесную голубизну и взял курс на Нью-Йорк.
Шел 1974 год.
Феерический мегаполис по имени Нью-Йорк
Жизнь полна неожиданностей и совпадений. В год и месяц моего появления на свет поэт Владимир Маяковский поднялся по трапу «маленького парохода вроде ГУМа[130]», назывался он «Эспань». 18 суток пароход по зеркальной глади Атлантики плыл к берегам Америки. В акватории Нью-Йорка на пламенного певца революции «замахнулась кулаком с факелом американская баба-свобода, прикрывшая задом тюрьму Острова Слез». Наш турбовинтовой самолет[131] 18 часов летел до Нью-Йорка, включая длительную посадку в знакомом мне лондонском аэропорту Хитроу.
Я сидел у иллюминатора справа. Знакомство с «цитаделью империализма» началось с птичьего полета, когда самолет шел на снижение. Первое впечатление с высоты: невероятное количество транспортных артерий, рассекающих на большие, средние и малые квадраты зримую часть территории огромной страны.
Вскоре, как фантастический мираж, пространство иллюминатора заполнил гигантский мегаполис. Размытыми границами он уходил вдаль за туманный горизонт. В причудливо изрезанные берега Атлантического побережья врезались плотные массивы разноэтажной застройки. Вдали маячили причудливо-нереальные силуэты небоскребов Манхэттена. О нем в стихотворении «Бродвей» Маяковский написал:
Асфальт – стекло.
Иду и звеню.
Леса и травинки —
сбриты.
На север
с юга
идут авеню,
на запад с востока —
стриты.
А между —
(куда их строитель завез!) —
дома
невозможной длины.
Одни дома
длиной до звезд,
другие —
длиной до луны.
…Это Нью-Йорк.
Это Бродвей.
Гау ду ю ду!
Я в восторге
от Нью-Йорка города.
Но
кепчонку
не сдерну с виска.
У советских
собственная гордость:
на буржуев
смотрим свысока.
Итак, мы впервые ступили на обустроенную всего за несколько столетий землю Соединенных Штатов. И на нас обрушились впечатления от знакомства с самым мощным финансовым центром планеты – Нью-Йорком. За ним закрепилось прозвище «Большое яблоко»[132], как считается, связанное со сленгом джаз-музыкантов 1930-х годов. Нам предоставили возможность ознакомиться с пятью районами, составляющими Нью-Йорк: Манхэттен, Бруклин, Бронкс, Куинс и Стейтен-Айленд, где располагались, вероятно, самая большая свалка в мире, которая высилась, как сопка[133].
![Ник Эндрюс - Духи гор [Духи севера]](/uploads/posts/books/67898/67898.jpg)
