Валерио Боргезе - Чёрный князь людей-торпед
Он собирает своих людей и говорит им:
- Мы солдаты. Наш долг подчиняться королю и уважать присягу, которую мы дали ему, поступая на службу во флот. Политические идеи каждого должны отступить перед общими интересами, которые состоят в защите родины, находящейся в опасности. Моряки Децима МАС, я верю в вас, и мы одержим новые победы. Да здравствует Италия! Да здравствует король!
В тот же вечер он приглашает к себе Челлу, Нотари и Тадини - всех троих из дивизиона "Большая Медведица".
- Вы достаточно отдохнули, - говорит он им улыбаясь, - пора размяться. Завтра вы снова отправляетесь на "Ольтерру", там вас ждут три новые торпеды.
Но на этот раз радость перед предстоящей операцией уступает место унылому фатализму. Три офицера пожимают руку своему командиру. Нотари немного задерживается. Старый морской волк подводных глубин, он знает Боргезе с 1933 года. В то время он проходил курс водолазного дела, который вел принц на борту спасательного судна "Титан".
- Ты веришь, что стоит рисковать жизнью парней в этой авантюре? спрашивает он.
- Видишь ли, - отвечает Боргезе, - теперь мы ведем только личную войну, в которой имеет значение только спортивный счет. Мы, как альпинисты на восхождении, связаны одной веревкой. Главное - преодолеть себя, доказать, что мы можем умереть стоя и не склонить головы перед врагом.
Старая добрая "Ольтерра" стояла на старом месте. Первое, что сделал Челла, поднявшись на борт, - прикрепил серебряное изображение Божьей Матери к корпусу своей "маиале".
Ночи стояли прекрасные, тихие и теплые в начале того августа 1943 года. Дивизион "Большая Медведица" начал готовиться к операции. Челла и Нотари, облокотившись на балюстраду, рассматривают рейд. Их мысли, не сговариваясь, уносятся далеко отсюда: что там происходит в Италии?
Пора. Тадини и трое вторых пилотов подают им сигнал. Друг за другом шесть человек спускаются по крутым лестницам в трюм. Они находят в бассейне три снаряда, выстроившихся как на параде. Медленно, словно нехотя, они надевают свои черные резиновые комбинезоны и проверяют дыхательные аппараты. Все готово!
В 22 часа первая торпеда, вторая, третья выскальзывают одна за другой из порта Альгезираса. На черном небесном своде сверкают мириады звезд. Созвездие Большой Медведицы, кажется, светится ярче других.
- Как я хотел бы услышать Розамунду, - шепчет Челла.
Монталенти, его помощник, начинает потихоньку напевать эту песню-талисман молодого офицера. Их торпеда направляется к огромному танкеру в 14 000 тонн, на борту которого играет музыка, на корме и на носу прохаживаются два часовых. Вдали слышатся глухие звуки разрывов. Англичане каждые три минуты бомбят фарватер Гибралтара. Челла погружается, затем пытается выровнять торпеду, но его "маиале" тянет в глубину, глубиномер показывает двадцать пять метров, тридцать, тридцать два. Наконец аппарат останавливается и начинается медленный подъем. На ходу Челла цепляется за киль танкера и подтягивается к нему. В 1 час 15 мин. заряд установлен.
Нотари, в свою очередь, оказался вблизи от английского парохода типа "Либерти" водоизмещением 7000 тонн. Он сталкивается с новым препятствием: притопленной колючей проволокой, окружавшей корабль; он подныривает под заграждение и прикрепляет свой заряд. На обратном пути к нему пристала стая дельфинов, которые часто заплывают в залив Гибралтара. Резвясь вокруг него, они сопровождают его почти до входа в порт Альгезирас, создав ему прекрасное прикрытие.
В фосфоресцирующей воде, где любое резкое движение вызывает фонтан искр, возвращение для экипажей Челлы и Тадини оказывается делом нелегким, но они все же успешно добираются вместе со своими "маиали" до "Ольтерры".
На рассвете, после взрыва заряда Нотари, взрывается мина, установленная Тадини под английским пароходом "Стенридж" в 6000 тонн, а потом и норвежский танкер "Торсходви" Селлы раскалывается надвое, разливая по поверхности пятно нефти, которое под действием волн и ветра быстро распространяется на весь рейд. Дивизион "Большая Медведица" на этот раз оставил Гибралтару после себя черную грязную пленку нефти под сверкающим голубым небом.
Сицилия пала. Дивизион "баркини" Децима МАС последним покинул Мессину и отошел в Калабрию. Боргезе отправляется в этот район, чтобы организовать базу для этих катеров-снарядов, которые можно было бы использовать во время высадки десанта союзниками.
"Проехали Неаполь. Картина за окном стала удручающей. Мы были единственными, кто ехал на юг. Итало-германские войска отступали, но какой контраст между ними!
Немецкие части в идеальном походном строю, на машинах и с офицерами во главе, двигались на север полуострова компактными и дисциплинированными колоннами, буксируя свое военное имущество. Солдаты подтянуты, чисто выбриты и умыты. Они имели скорее вид войск, направлявшихся на парад, чем отступавших после тяжелых боев. Время от времени в их колоннах можно было заметить небольшие группы солдат в лохмотьях, обязательно пеших, часто без обуви, лица бледные, небритые, бредущих без офицеров, без приказа, без цели... это итальянцы".
Грусть сменяется у Боргезе стыдом, и он, наконец, не выдержал.
- Эй, ты, куда идешь? - спрашивает он у какого-то моряка.
- В Турин, к моей невесте.
- Откуда?
- Из Палермо.
- А кто тебе отдал этот приказ?
Тот смотрел на офицера с глупым тупым видом. По всей видимости, никто.
"Перед моими глазами разворачивалась печальная картина разложения армии, - сокрушался Боргезе, - Теперь я мог понять, почему Сицилия, представлявшая собой неприступную для неприятеля крепость, не продержалась и месяца. Атмосфера пораженчества и предательства была разлита повсюду".
То, что простые солдаты бегут, терпя поражение, Боргезе еще мог понять. Как аристократ, он всегда считал, что народ не имеет тех достоинств, которыми обладают господа, и вдруг он оказался перед фактом, в который не мог поверить: король, его король, оказался не на высоте положения. Он, кто никогда не мог привыкнуть к фашизму, кто его лишь терпел с его запахом простолюдина, начал сожалеть о его падении. Эта мысль еще была неясной, но он высказал ее своему верному ординарцу Пьетро Кардиа:
- По крайней мере, с Муссолини у власти, - говорил он с печалью в голосе, - мы не испытали бы, может быть, такого унижения. Может быть...
Мало-помалу, неосознанно, солдат, которого традиционно не интересовала политика, даже если он сохраняет право на свободу мысли, политизировался. Кондотьер, спящий в глубине сердца всех поколений Боргезе, просыпается. В драматичных положениях, в периоды кризисов, внезапно рождаются призвания: разочарование - лучший поставщик мятежников. Принц был не далек от того момента, когда самый дисциплинированный солдат переходит Рубикон, отделяющий его от политического деятеля. Он еще этого не знает. Он еще готов служить, противостоя все более и более угрожающему врагу, своей родине, своему знамени и королю.
