Василий Емельяненко - В военном воздухе суровом
В воздухе быстро пристроился к ведущему - стало спокойнее на душе. Немного прошли по прямой в хорошем строю, и вот уже на консоль левого крыла наползает почти лишенная травяного покрова плешина. Разбегаются маленькие, словно игрушечные, штурмовики, оставляя за собой веера бурой пыли. Мы вслед за Зубом сделали над аэродромом соседей круг, группа другого полка оказалась у нас точно сзади: до чего же ловко ведущий ее подобрал, рассчитав маневр!
Легли на курс, головной самолет начал медленно снижаться, потянул всех нас к земле. Внизу отчетливо видны разбросанные на склонах балок чахлые кустарники. На пустынном железнодорожном разъезде мелькнула будка путевого обходчика - наш исходный пункт маршрута, обведенный на карте кружком. С этого момента начинается исчисление путевого времени до цели.
Мы неслись у самой земли, над бурьянами и оврагами. Я косил взгляд на ведущего. Боковую задвижку фонаря Зуб держал открытой, и мне был отчетливо виден резкий профиль его худощавого, обветренного лица. Кожаный шлем туго обтягивал голову, очки подняты на лоб. Вдоль щеки ослепительно белела полоска шелкового подшлемника, подчеркивая загар. Зуб сосредоточенно выполнял привычную для него работу: то наклонится к карте, то осмотрится вокруг, взглянет на ведомых. Кажется, что мы летим не на опасное задание, а на полигон. Лишь кургузые немецкие грузовики, промчавшиеся по дороге, напомнили о действительности: мы за линией фронта, здесь противник.
Ведущий посмотрел в мою сторону, поднял руку, сделал знак ладонью - словно поманил. По радио - ни слова, как договорились перед вылетом, чтобы не подслушал противник. Жест понятный - я сократил дистанцию. Зуб показал большой палец - хорошо!
Над перекрестком дорог самолет ведущего плавно накренился влево, меняя курс. Впереди на горизонте поплыли мрачные конуса похожих на египетские пирамиды терриконов, и низкое солнце теперь засветило в лицо. Зуб начал пристально вглядываться вперед, козырьком приставляя к глазам ладонь. Полет против солнца, когда впереди почти ничего не видно, показался долгим.
Наконец еще разворот - и солнце начало уходить по правому борту к хвосту.
Курс на восток - значит, скоро атака. Летим над черным перепаханным полем, я уже потерял точное представление о том, где мы и когда будет цель. Зуб снова повернул лицо, показал большой палец - решил приободрить. Через минуту он легонько качнул крыльями - команда "внимание" - и начал заметно уходить вперед. Я сдвинул вперед сектор газа, чтобы не отстать, остальные тоже увеличили скорость. Впереди показалась лесозащитная полоса, а за ней желтое здание. Окна его под крышей поблескивали в лучах низкого солнца, словно вспышки орудий. Самолет ведущего потянул всех на высоту. Я перевел взгляд на землю и оцепенел: вблизи желтого двухэтажного здания сгрудилось с полсотни двухмоторных бомбардировщиков; между ними стоят пузатые бензозаправщики с длинными шлангами, протянутыми к самолетам, мечутся люди. А с другого конца аэродрома, навстречу нам, разбегаются два "мессершмитта".
Самолет Зуба уже опустил нос, от него заструились дорожки нацеленных на землю трасс. Передний "мессер" резко крутнулся, запахав крылом по бетонной полосе, задний тут же наскочил на него, рубя кабину вращающимся винтом...
Все это произошло в какой-то миг, когда у меня еще не прошло оцепенение. Нос моего штурмовика тоже оказался направленным вниз, на группу бомбардировщиков. Припал к прицелу, навел вздрагивавшее перекрестье на первый попавшийся самолет со стоящим рядом заправщиком, надавил на гашетки сорвались "эрэсы", побежали трассы, и внизу рвануло огнем: бомбардировщик пополз юзом в сторону, странно "присел", подняв одно крыло.
Почувствовав силу своего оружия, я продолжал строчить длинными очередями, полосуя скопище стоящих впритык друг к другу бомбардировщиков и стараясь в оставшиеся до сближения с землей секунды выпустить как можно больше снарядов.
Высота потеряна, бомбы сброшены. Выровнял самолет так низко, что отчетливо увидел огромные черные кресты с белой окантовкой, пробоины на крыльях и в фюзеляжах вражеских самолетов.
А где же ведущий? Зашарил глазами - впереди и выше в разрывах зенитных снарядов размашисто плыл с переменными кренами штурмовик. Я сразу узнал самолет Зуба по почерку - так он летел со мной в Морозовскую - и тут же услышал его высокий, но спокойный голос:
- Повторная атака, повторная атака...
Мы потянулись за ним на высоту, в забрызганное лохмами черного дыма небо. Бьют зенитки, внизу рвутся бомбы, полыхают самолеты, а штурмовики, сделав круг, снова один за другим опустили носы, лихорадочно отплевываясь острыми языками пламени, мелькавшими у концов пушечных и пулеметных стволов. И снова, как и при первой атаке, не осталось места для какой-либо другой мысли, кроме одной - тоненькой, как кончик ниточки, нацеленной в ушко швейной иглы: "Попасть, попасть..."
- Сбор, сбор... - слышится голос ведущего, и снова виден впереди размашисто маневрирующий самолет. Ведомые, растянувшиеся во время атаки, быстро сблизились с вожаком и идут вслед за ним вниз, к самой земле.
Ровно работает мотор, тихо потрескивает в шлемофонах. Зуб молчит. Отодвинул боковую задвижку фонаря. Опять хорошо виден его спокойный профиль с белой полоской шелкового подшлемника на темной щеке. Он снова то поглядывает на карту, то бросает взгляд на своих ведомых. И так хочется, чтобы он еще раз показал большой палец...
С задания вернулись все. Генерал Науменко выслушал доклад Зуба, стал ждать донесения разведчика-контролера, посланного за нами для проверки результатов штурмовки.
Вот оно и донесение: более двадцати сожженных бомбардировщиков да еще два "Мессершмитта", которых Зуб успел подсечь на взлете.
Науменко в знак такой удачи пожелал с нами сфотографироваться у штурмовика. А потом вместе с летчиками ел остывший борщ, а на второе гречневую кашу-размазню - любимое блюдо Николая Антоновича Зуба.
После обеда Зуб отозвал в сторонку своих ведомых.
- Пойдемте на травке полежим, - сказал он. Мы расположились поудобнее, закурили.
- Давайте восстанавливать в памяти, что заметили по маршруту. Ты запомнил, - обратился он к Артемову, - как над кукурузным полем пролетали?
- Запомнил, конечно...
- А что там было приметного?
- Да вроде бы ничего особенного... Большое кукурузное поле, зеленое...
- А людей там не заметил?
- Женщины платками махали, - подсказал Ворожбиев.
- Правильно, махали, - одобрительно сказал Зуб. - А сколько их там было?
- С десяток, наверное... - ответил Ворожбиев. Не один Ворожбиев заметил этих женщин, видел их и я, но посчитать не успел.
- Их было семь, - сказал ведущий. - А грузовики, что на дороге попались, видели?
