Владимир Семичастный - Беспокойное сердце
— Указ будет, — коротко бросил Андропов.
Удивлению моему не было границ. В состав Президиума Верховного Совета СССР входили председатели президиумов всех 15 союзных республик, и за полтора часа было невозможно даже обзвонить их всех, не то чтобы собрать подписи.
Однако все это не имело уже никакого значения.
Пакет, содержащий Указ Президиума Верховного Совета о моем освобождении и назначении Юрия Владимировича Андропова, был доставлен к нам на Лубянку в ближайшие полчаса. Я, наверное, смотрел на все это с некоторой растерянностью, зато на лице Кириленко сияла победная улыбка.
Ознакомившись с Указом, я спросил у членов комиссии, что будем делать дальше.
— Прежде всего надо же представить нового председателя, — был ответ.
— Кому? — я сознательно тянул время. — Ведь сейчас девятый час вечера. Люди закончили работу и разошлись по домам, некоторые уехали за город на дачи.
— И их нужно срочно вызвать сюда, — не моргнув глазом, заявил Кириленко. — Пошлите за ними машины.
Стали составлять списки. Речь шла о членах коллегии и начальниках отделов. Определили, кого и как доставлять, и занялись делом. Начальник секретариата получил соответствующие инструкции.
— Разумеется, здесь должен быть и Цинев, — уточнил особо Андропов.
— Цинев здесь должен быть в любом случае, он начальник управления, — бросил я в его сторону. — Проблема в другом: несколько дней назад он лег в больницу, ему должны были сделать небольшую операцию, и сделали ему ее уже или нет, я не знаю.
— Ничего ему не делали, — проронил новый председатель.
Эта реплика вывела меня из себя.
— Юрий Владимирович, — уже резко я сказал ему. — Если вы пришли с готовым списком тех, кто должен присутствовать на моих похоронах, так выкладывайте его на стол, и мы призовем вам всех, кого пожелаете, включая Цинева.
Те, кто был в Москве, приехали быстро. Ждать людей, находившихся за городом, пришлось еще почти два часа. Начальник секретариата регулярно выдавал информацию о приезде вызываемых. Его сообщения слышали все присутствующие.
Наконец все в сборе. Все, кроме Цинева.
— Давайте, Владимир Ефимович, обойдемся без него, — мягко сказал Пельше.
— Ни в коем случае, — уже злорадно упорствовал я. — Раз есть указание проводить заседание при участии товарища Цинева, будем ждать его.
Мы ждали еще четверть часа, продолжая обмен малозначащими репликами. Кто-то из них заговорил о моей будущей работе в Киеве.
— Определять, кто станет новым председателем КГБ, — дело ваше, — вставил я. — Но прежде, чем решать вопрос о моей работе в дальнейшем, вы обязаны были бы спросить мое мнение. У меня дома сын и дочь. Оба комсомольцы, что я должен им сказать? За что меня освободили?
— А как я буду объяснять дома, почему меня из секретаря Центрального Комитета сделали председателем КГБ? — вдруг вставил свое слово в разговор Андропов.
— Вас-то быстро поймут, — парировал я. — Они поймут, что вам доверили более ответственный пост.
Кириленко неожиданно предложил сообщить о смене руководства КГБ начальникам органов КГБ в областях, краях и республиках и немедленно отправить шифрограммы об этом же всем резидентам разведки за рубежом. Кириленко хотел, чтобы я сам подготовил текст и отдал приказ шифрограммы разослать.
— Как? Я еще должен писать себе некролог?! — возмутился я. — Ну нет! Пусть все это делает новый председатель.
— Но он еще не знает, как это делается; он в этих стенах впервые, — пытался уговорить меня Кириленко.
— Ничего, одолеет! Тут аппарат такой, который и без нового председателя все знает, что и как лучше сделать.
Мои заместители позже мне говорили, что так резко, как я разговаривал с нашими вечерними визитерами, я ни разу не позволял себе разговаривать даже с ними.
— Но ведь вы меня никогда ни к чему подобному и не вынуждали, — отвечал я им.
Все это время Мазуров молчал, стоя у окна и разглядывая памятник Феликсу Дзержинскому. Да и Пельше в обмене мнениями практически не участвовал.
Наконец прибыл Цинев, заседание могло начинаться. Открыл его Кириленко и сразу же предоставил слово Пельше — явно работал план, составленный заранее.
А.Я.Пельше повторил то, что говорилось на Политбюро:
— К Владимиру Ефимовичу нет никаких претензий. Он просто переводится на другую работу, так как давно занимает этот пост.
О Светлане — ни слова. Оно и понятно: в среде разведчиков такое напоминание вызвало бы только улыбки. Не было сказано ни слова об «удаленности КГБ от Центрального Комитета». Вся речь заняла не более двух минут. Больше речей и вопросов не было.
Тогда попросил слова я. Кириленко сделал вид, что не слышит.
— Могу сказать пару слов? — повторил я свой вопрос более настойчиво.
Мазуров, сидевший рядом, наклонился, чтобы удержать меня от выступления.
Но я встал и начал без разрешения:
— Я ухожу из КГБ и хотел бы на прощание сказать несколько слов. Благодарю всех присутствующих за дружную совместную работу и ту помощь, которую все вы оказывали мне. Особенно в начале моей работы в органах. Все без исключения относились ко мне очень хорошо, сделали все для того, чтобы я как можно быстрее включился в практическую деятельность. Хотел бы всех попросить, чтобы вы также приняли и нового председателя.
Я закончил и сел на свое место.
— Молодец, — последовало из уст Мазурова.
— А вы думали, что я начну апеллировать к присутствующим? Предлагать осудить решение Политбюро? Мы все из одной партии и должны гораздо больше доверять друг другу.
Мы снова возвратились в мой кабинет. Я вдруг почувствовал себя собранным и спокойном, если так можно было назвать мое состояние. И когда Кириленко предложил мне передать новому председателю ключи от сейфов, я твердо сказал, что здесь мой второй дом. Помимо всего прочего, за шесть лет тут скопилось множество разных книг, бумаг, вещей, в том числе и моих личных, что мне нужно все это разобрать, сдать секретарям кое-какие материалы, что-то отправить домой.
Долго мялись, не соглашались, но я был непреклонен. Они, видно, получили строгое указание, но не знали, как его исполнить. Позже я узнал, что был недалек от истины: когда Брежнев узнал, что меня в конце концов оставили в кабинете одного, он резко отругал Кириленко. Может быть, полагал, что у меня хранится какой-то план «заговора»?..
«Похоронная команда» покинула дом на Лубянке незадолго до полуночи. Мы остались одни. Мы — это я, начальник канцелярии и мои помощники. Предстояла нелегкая работа. Лубянку мы покинули, когда было уже 4 часа утра.
