Владимир Семёнов - Трагедия Цусимы
И вот — мы опять лицом к лицу с вечной, неразгаданной тайной, перед завесой, скрывающей от пытливого ума человека роковой смысл войны… Я не верю мечтателям, которые надеются, что со временем войны прекратятся. Война такое же стихийное явление в жизни органической, как ураган, землетрясение — в жизни неорганической. Автор романа тщетно пытается разрешить эту загадку и оставляет вопрос открытым; но странно, что и другой, попутный, вопрос он считает неразрешимым: «Может ли истинный христианин идти на войну с тем, чтобы убивать себе подобных?» Эта мысль красной нитью проходит через всю книгу, иллюстрирована массой текстов из Писания, но ответа на нее нет, а между тем, мне кажется, он существует. На первый взгляд какое жестокое противоречие: с одной стороны — все христианские церкви (всех вероисповеданий) признают присягу на верность воинскому долгу, имеют установленные каноническими правилами молитвы и даже целые богослужения о «победе и одолении» врага, с другой — не только подходя к причастию, не только участвуя непосредственно в пасхальном крестном ходе, но даже входя в преддверие алтаря (официально миряне лишены права входа в сам алтарь, — они могут быть только в ризнице или в жертвеннике), подходя к Плащанице для поклонения, всякий военный обязан снять оружие. Значит, оружие не терпится в «месте святе»? Но как же призывают на него благословение Божие?.. Мне думается, противоречие падает, и ответ на вопрос является сам собою, стоит лишь поставить его иначе: «Может ли истинный христианин идти на войну с тем, чтобы, жертвуя собственной жизнью, защитить себе подобных от врага, идущего извне?» Ответ ясен — не только может, но и выполнит этим свой священный долг, так как «больше сея любве никто же имат, иже душу свою полагает за други». Война наступательная, имеющая целью покорение народов, захват их имущества, — противна Христову учению, но защита Родины, жертва собственной жизнью за благо ее — святой подвиг любви и самоотвержения. Однако довольно философии.
28 марта, 2 часа дня. Сегодня утром, совершенно неожиданно (и притом впервые) был приглашен к адмиралу на совещание. Кроме меня, присутствовали только флаг-капитан и лейтенант С. Думаю, что приглашением обязан последнему. Адмирал начал с заявления, что присутствующие в курсе дела, и просил их высказать свое откровенное мнение. В отношении ко мне это было не совсем правильно, так как я не состоял в числе посвященных в тайны штаба и если знал больше, чем другие офицеры «Суворова», то лишь из отрывочных и часто уклончивых сообщений лейтенанта С. да из разговоров за адмиральским столом.
Флаг-капитан говорил довольно пространно и довольно неопределенно. Насколько я его понял, он указывал на необходимость закончить стратегическое развертывание сил и затем действовать, сообразно полученным сведениям о дислокации сил неприятеля. На мой вопрос, что понимать под «стратегическим развертыванием сил», — я получил ответ, что 25 марта адмирал Небогатов со своим отрядом вышел из Джибути. Оказывается, эта новость была доставлена консулом при нашем проходе мимо Сингапура.
— Неужели все-таки послали?.. — Без рандеву? Так? На авось? На Миколу?.. — не удержался я.
Адмирал ничего не ответил, только нахмурился и ниже опустил голову, а лейтенант С. проворчал мне на ухо: «Сорвалось! — не удалось удрать! Они сильнее… Плетью обуха не перешибешь! Мы их — донесением, а они нас — предписанием!..»
Новость сильно меня поразила, и, признаюсь откровенно, в первый момент я растерялся… — Небогатову приказано идти quand m?me… Нам посчастливилось обмануть бдительность предприимчивого врага… Взяли «на номер» (в рулетке), но нельзя же надеяться взять и второй раз подряд… К тому же мы — все-таки сила — пять хороших броненосцев, один броненосный и три легких крейсера, не считая старцев… А у него? у Небогатова? — сплошь рухлядь!.. Что делать?.. Ждать? Невозможно!.. Идти вперед, а его бросить на произвол судьбы — пусть выкручивается, как знает? — не по-товарищески… Однако, если мы пойдем вперед, осмелятся ли японцы разделить свои силы, оставив здесь, на юге, отряд, достаточный для верной победы над Небогатовым?.. Вряд ли!.. Они любят действовать наверняка, а ведь наш успех, хотя бы и неполный, в Японском море будет для них страшным ударом… Если же здесь оставят только кое-что и, допустим, при удаче для них, подобьют Небогатова? — он укроется в нейтральные воды, в худшем случае — разоружится… Ну и Бог с ним!.. Конечно — вперед!..
Все эти мысли с быстротой молнии проносились в моей голове за время короткой паузы, в течение которой адмирал, чертя что-то карандашом на листе бумаги, изредка вскидывал на меня глаза, ожидая, когда я заговорю.
Я высказал громко то, что думал, подтвердив невозможность задержки теми соображениями, которые ночью заносил в свой дневник: надо использовать тот подъем духа, который вызван удачным походом через океан и счастливым проходом Сингапурского пролива, тот подъем духа, который победил переутомление, всех сделал бодрыми, сильными и здоровыми; не надо обманываться — это не может тянуться долго; физическая усталость возьмет свое; наступит реакция тем более глубокая, чем выше был первый подъем; передерживать нельзя… Вперед! и — будь что будет!..
После меня говорил лейтенант С. Он высказался крайне категорично.
— По пути во Владивосток нас, несомненно, ожидает решительное сражение с победоносным японским флотом, уже уничтожившим первую эскадру, которая была сильнее нас. С нашей стороны выступят утомленные долгим плаванием и тревожными ожиданиями корабли, никогда не бывшие в бою, никогда не испытавшие разрушительного действия меткого артиллерийского огня противника. В этом сражении (не надо закрывать глаз) мы понесем жестокие потери, если… не будем уничтожены вовсе… Надеяться проскочить, надеяться на благоприятную погоду, на промах неприятеля, на удачу?.. — возможно ли? — когда за всю войну счастье упорно стоит на стороне японцев… Допустим даже, что остатки эскадры доберутся до Владивостока. Что они будут там делать? Ждать очереди ввода в единственный док? А откуда возьмутся боевые и всякие другие припасы, когда Сибирская дорога «с трудом удовлетворяет нуждам армии»? Где будут в то время наши транспорты и что будет делать небогатовский отряд судов археологического состава?.. Кто же при таких условиях будет «владеть морем» — задача, поставленная телеграммой за № 244?.. — Что же делать? Отвечу резко: воспользоваться эффектом, который, несомненно, вызвало наше появление в Южно-Китайском море в полном составе и без потерь и поспешить с заключением почетного мира. Надеяться на успех дальнейших морских операций —… мечтать о чуде… К сожалению, принятие такого решения от нас не зависит. Жаль…
