Михаил Аронов - Александр Галич: полная биография
В песне Галича неспроста упомянут рай — дальнейшее развитие сюжета как раз и связано с разработкой этой темы. А раем так же, как и земной жизнью, распоряжается власть: «Но в рай мы не верим, нехристи, — / Незрячим к чему приметы! / А утром пропавших без вести / Выводят на берег Леты. / Сидят пропавшие, греются, / Следят за речным приливом. / А что им, счастливым, грезится? — / Не грезится им, счастливым».
Этот берег Леты, который, как оказалось, контролируется «конвойным», упомянут в сходном контексте и в «Кумачовом вальсе» (1973) Галича, целиком посвященном образу кумача, то есть красного знамени: «Так неужто и с берега Леты / Мы увидим, как в звездный простор, / Будут плыть кумачовые буквы…». Этот последний образ (кумач, или красный флаг) в творчестве Высоцкого встречается довольно редко — причем все случаи относятся к 1978–1979 годам (хотя в начале 60-х он исполнял песню Юза Алешковского «Товарищ Сталин» с некоторыми изменениями: «Вчера мы хоронили двух марксистов — / Мы их не накрывали кумачом»):
1) в черновиках «Райских яблок»: «Мне не надо речей, кумачей и свечей в канделябрах»;
2) в песне «Аэрофлот»: «Хотя бы сплюнул: всё же люди — братья, / И мы вдвоем и не под кумачом»;
3) в политическом стихотворении 1978 года: «Новые левые — мальчики бравые, / С красными флагами буйной оравою, / Чем вас так манят серпы да молоты? / Может, подкурены вы и подколоты?»
Здесь можно также упомянуть заграничный дневник 1975 года, где Высоцкий описывал свое впечатление от фильма «Айседора»: «Портреты Ленина во всех ракурсах, и все красно от кумача. Господи, как противна эта клюква. Стыдно».
Теперь сопоставим «Колыбельную» Галича со стихотворением Высоцкого «Я прожил целый день в миру / Потустороннем» (1975). Здесь лирический герой, вернувшийся «с того света»[887],начинает расхваливать потусторонний мир и призывать людей умереть. А поскольку тот свет в творчестве Высоцкого также контролируется властью[888], то лирический герой, расхваливающий царящее там изобилие, предстает в сатирических тонах — мотив авторского самобичевания (вероятно, чтобы не стать таким).
Высоцкий: «Там, кстати, выпить-закусить — / Всего навалом».
Галич: «Идут им харчи казенные, / Завозят вино — погуливают».
Высоцкий в своем стихотворении упоминает намеком и Сталина: «Там этот, с трубкой… Как его? / Забыл… Вот память!» «Этот с трубкой» встречается и в «Ночном дозоре» Галича: «То он в бронзе, а то он в мраморе, / То он с трубкой, а то без трубки». Наблюдаются и другие сходства.
Высоцкий: «Там встретились кто и кого / Тогда забрали».
Галич: «Сидят палачи и казненные, / Поплевывают, покуривают».
В обоих случаях представлен «единый» загробный мир — в нем нет разделения на ад и рай: скорее даже воссоздается некое подобие царства Аида в греческой мифологии. И в этом «царстве» встретились палачи и жертвы, уже побратавшиеся и не таящие друг на друга обиду и вражду. Однако в «Колыбельной» Галича власть распоряжается не только загробной жизнью, но и «прошлым» советской истории: «Придавят бычок подошвою… / И в лени от ветра вольного / Пропавшее наше прошлое / Спит под присмотром конвойного». Сравним с песней Высоцкого «Зарыты в нашу память на века…» (1971): «Одни его лениво ворошат, / Другие неохотно вспоминают, / А третьи даже помнить не хотят, / И прошлое лежит, как старый клад, / Который никогда не раскопают», и со стихотворением 1979 года: «Мы бдительны — мы тайн не разболтаем, / Они в надежных, жилистых руках. / К тому же этих тайн мы не знаем, / Мы умникам секреты доверяем, / А мы, даст бог, походим в дураках».
Эти надежные, жилистые руки напоминают галичевских престарелых вождей, которые «в сведенных подагрой пальцах / Крепко держат бразды правленья», что в свою очередь перекликается с мотивом гнилости представителей власти в ряде произведений Высоцкого: «А урод — на уроде, / Уродом погоняет. / Лужи высохли вроде, / А гнилью воняет» («Схлынули вешние воды», 1966), «Гнилье / Ваше сердце и предсердие!» («Мистерия хиппи», 1973). Стоит упомянуть также образы гнили и трясины, в которые погружается страна: «Но рано нас равнять с болотной слизью, / Мы гнезд себе на гнили не совьем» («Приговоренные к жизни», 1973).
Кроме того, власть сама всех гноит.
Галич: «А маршала сгноили в Соловках» («У лошади была грудная жаба…», 1961), «Сгнило в вошебойке платье узника…» («Засыпая и просыпаясь», 1966).
Высоцкий: «…А не то я, матерь вашу, всех сгною!» («Песня о нечисти», 1966). Сравним также с замыслами отставного чекиста в песне Галича «Заклинание» (1963): «Волны катятся, чертовы бестии, / Не желают режим понимать! / Если б не был он нынче на пенсии, / Показал бы им кузькину мать!» А в песне Высоцкого, также написанной при Хрущеве — в 1963 году, читаем: «Но сам Хрущев сказал еще в ООНе, / Что мы покажем кузькину им мать!»
В песне Галича «Занялись пожары», как и в «Набате» Высоцкого (обе — 1972) встречается образ всемирного пожара: «А мы утешаем своих Маргарит, / Что просто земля под ногами горит, / Горят и дымятся болота — / И это не наша забота! <…> Вот так же, за чаем, сидела семья, / Вот так же дымилась и тлела земля, / И гость, опьяненный пожаром, / Пророчил, что это недаром!»
Нетрудно догадаться, что гость, опьяненный пожаром, — это один из рьяных приверженцев советской власти, который поддался «обаянию» надвигающейся катастрофы. Родственный образ встречается в «Русских плачах» Галича: «О Россия-Расея, / Чем пожар не веселье?!» и «Набате» Высоцкого: «Но у кого-то желанье окрепло / Выпить на празднике пыли и пепла, / Понаблюдать, как хоронят сегодня, / Быть приглашенным на пир в преисподней».
Еще в одном стихотворении 1972 года («Памяти Живаго») Галич использует образ пожара как символ разрушительной деятельности советской власти: «Опять над Москвою пожары, / И грязная наледь в крови… / И это уже не татары, / Похуже Мамая — свои!», что перекликается с песней Высоцкого «Пожары» (1978): «Пожары над страной — всё выше, злее, веселей».
Предупреждение о катастрофе, к которой должно привести правление советской власти, обещавшей людям «рай на земле», встречается и в последней главе «Размышлений о бегунах на длинные дистанции» (1969), где идет речь о «том, кто знает, как надо»: «И рассыпавшись мелким бесом, / И поклявшись вам всем в любви, / Он пройдет по земле железом / И затопит ее в крови, / И наврет он такие враки. / И такой наплетет рассказ, / Что не раз тот рассказ в бараке / Вы помянете в горький час». Сравним со стихотворением Высоцкого «Слева — бесы, справа — бесы…» (1976): «И куда, в какие дали, / На какой еще маршрут / Нас с тобою эти врали / По этапу поведут?»
