Герман Раушнинг - Говорит Гитлер. Зверь из бездны
Левиафан — это управление механизмом, ставшим абсолютным, механизмом, который, как сказал Эрнст Юнгер, не только самая значительная антихристианская сила, когда-либо появлявшаяся, но и механизмом, который выводит людей из их прошлых органических отношений со своим окружением и приводит к совершенно новому, искусственному образованию. Левиафан — это рациональное планирование, это Бог, удовлетворяющий наши желания действительной безопасности. Он предоставляет развлечения, суррогатное удовлетворение и возбуждение, без которых беспокойство масс по поводу существования угрожает стать настолько сильном, что его уже невозможно будет вынести. Этот быт вызывает энтузиазм и уничтожает индивидуальность человека. Жертвы, приемлемые для него — это коллективное мышление, государственный контроль над всей жизнью, наслаждение, вызываемое подчинением. Таким образом, за развлечением в таких факторах ассимиляции, как радио, кино и машинное обслуживание появляется новая дисциплина, разрушающая человеческую личность. Левиафан — это всеобщий мировой механизм, которому прислуживают люди. Эти люди сами по себе не более, чем пригодный или же дефектный материал, такой же взаимозаменяемый как свечи зажигания.
Левиафан
Левиафан — это государство, которое, концентрируя власть, становится deus mortalis, смертным божеством, способным в одиночку обеспечить реальную безопасность для своих подданных. Но для Гоббса было совершенно ясно, что такое государство будет насаждать мир с помощью террора. Левиафан обеспечивает меры земной безопасности ценой подчинения; в зависимость попадает не только плоть или жизнь субъекта, но и его разум и душа.
Восстановление единства мирских и духовных сил в широком смысле слова — это непрекращающийся процесс исторического развития, в котором все страны континентальной Европы принимали участие еще со средних веков. Это был длительный процесс преодоления средневековой раздробленности, единение местных сил, автономных корпораций, сфер самоуправления и индивидуальных прав в центральный единообразный механизм управления. Это был процесс "Gleihschaltung"[36], приведший к единообразию. То, что вкладывал нацизм в это понятие — было крайней, наиболее логичной и последовательной формой стихийного стремления, пребывающего в развитии уже с XVII века. Государство вновь оказалось тем, чем было во времена язычества — обожествленным объединение всех человеческих отношений.
В словаре Брокгауза выпуска 1942 г. сказано: "Фюрер объединяет в себе всю полноту государственной власти; он Верховный Главнокомандующий вермахта. Верховный Законодатель, носитель исполнительной власти и Верховный судья своего народа. В своей речи в Рейхстаге 7 марта 1936 г. Адольф Гитлер охарактеризовал свой пост следующим образом: он никогда не был диктатором своего народа, но всегда был его уполномоченным. Исходя из этого. Германский рейх является фюрерским государством. В личности фюрера воплощено единство партии, государства и народа".
Такова была повсеместная тенденция развития — государство приобретало наиболее эффективную и логическую форму. Эта тенденция к последовательному завершению всеохватного и исчерпывающего механизма управления с тщательно разработанной техникой и методикой осуществления власти кроется в самой природе государства, истоки которой лежат в XVII столетии. Все, что осуществляют большевизм и нацизм, исходя из собственной концепции государства, есть совершенствование абсолютного механизма власти новыми способами, с учетом новых условий, вызванных техническим прогрессом и подъемом масс. Для такого совершенствования необходимо, как бы не складывался современный аппарат власти, действуя в соответствии с общим планом, хотя и учитывая жизненные требования различных социальных групп, сформировать централизованный механизм управления. Отсюда следует, что любая форма всеобщей мобилизации, любая система подготовки к войне и любая система политического и экономического планирования в сколько-нибудь значительном масштабе вызывает риск образования нового абсолютистского государства илу сообщества или же частичного абсолютизма. Характерным и окончательным результатом подобного развития становится идентичность абсолютистского государства и тоталитарного общества.
Весь огромный централизованный механизм государства и общества, стоящий на службе всеобщей мобилизации средств для подготовки к войне, или служащий для любой другой цели, какими бы благовидными не были мотивы его контроля, должен привести к абсолютизму современного Левиафана. Опасность ситуации состоит в том, что глубоко организованные системы руководства, несмотря на все возможные выпады против них, далеко превосходят исторические традиционные порядки из-за своего ясного и рационального разделения и координации работы, что экономит время, труд, кадры. Результаты, которые могут быть достигнуты таким образом настолько важны, что ради них приходится допускать ограничения в личной сфере людей. Однако это приводит сферу индивидуальных прав в опасный конфликт со сферой общественных интересов.
Немало кругов современного общества возражают против того, чтобы в Германии государство наделялось особыми привилегиями и оправдывалось теорией неприменимости личной морали к государству. Что касается этого утверждения, то здесь очевиден один аргумент: почему аморальность, дозволенная государству, не может быть позволена другим общественным институтам? Такое разрешение, конечно, сделало бы иллюзорным любой вид общественной законности и доброй воли.
Но здесь мы снова сталкиваемся с логическим развитием, лежащим в природе самого этого процесса. Более того, Гоббс признает различия между "коллективным разумом" и "разумом индивидуума". Действительно опасное развитие — это развитие, в котором эти различия больше не существуют из-за того, что "индивидуальный разум" вообще отныне не допускается, и личная сфера более нетерпима; другими словами, соображения государственной целесообразности должны регулировать личные, и уже нельзя допустить, чтобы личная мораль перевесила государственные интересы. Именно этим характеризуется сегодняшний день.
Современное государство и всеохватный абсолютизм по необходимости подавляют частную, внутреннюю сферу личной жизни. Возможно, это и не запрещает свободного высказывания мнений. Но фактически, эта свобода искореняется посредством новой техники пропаганды и массового внушения. Право индивидуума на личную жизнь не оспаривается, но отдельная личность поймана в такую сеть общественных обязанностей и требований, деятельности и развлечений, что на практике это право прекращает существовать.
