Валерий Григорьев - Обречены на подвиг. Книга первая
Разгоняю скорость до тысячи ста пятидесяти километров в час и запрашиваю разрешение продолжить набор на первом режиме (полностью форсажный режим, допускается только в реальных боевых действиях). Это означает, что звуковой барьер будет преодолен на высоте три километра, а так как я нахожусь над столицей Азербайджана, то половина жителей этого мегаполиса лишится оконных стекол. Настойчиво запрашиваю санкцию на это:
– Триста второму разрешите первый боевой режим!
Офицер боевого управления никак не может понять, чего я от него хочу. Я держу указатель числа М на отметке 0,98. Но самолет-то летит на максимальной тяге двигателей, и эта тяга «прет» его на дозвуке с углом уже сорок градусов: высотомер только и успевает отсчитывать витки километров. Наконец, до бестолкового ОБУ, доходит, что от него требуют, и он разрешает, но время упущено – высота шесть километров. Я уменьшаю угол набора и фиксирую, что звук преодолел на высоте семь километров – точно над центром Баку. «Многовато для сплошного остекления!» – успеваю с досадой подумать я.
Занимаю заданную мне высоту одиннадцать километров и разгоняюсь до приборной скорости тысяча двести километров в час: это соответствует истинной скорости две тысячи километров. Слышу команду с земли:
– Триста второй, излучение. До цели шестьдесят, атака в переднюю полусферу. Цель ваша. Уничтожить!
Включаю излучение и ищу на экране цель. Цели нет. Устанавливаю строб прицела на пятьдесят километров и нажимаю кнопку «Захват». Безрезультатно. Экран чист, как лист бумаги. Докладываю на командный пункт, что цель не наблюдаю. Поступает команда выключить форсаж и вести визуальный поиск цели. Отключаю, ищу. Видимость миллион на миллион, вижу очертания противоположного берега Каспийского моря, но ни единого самолета нет, даже своего.
– Стать в вираж на высоте одиннадцать километров, цель должна быть под вами! – получаю очередную, но не совсем уверенную команду с земли. Выполняю вираж, ищу визуально. Цели нет.
С земли раздается команда:
– Триста второй! Выключить оружие! Выключить прицел! Выключить вооружение! Прекратить задание, возврат на точку!
– Понял! – с едва сдерживаемой досадой, докладываю командному пункту.
– Триста второй. Оружие и прицел выключены, остаток восемь тонн.
– Да, упустил я свой шанс, другого такого не будет, —думал я, огорченный неудачным вылетом.
– Что же это могло быть? И почему меня не навели? Моей ошибки здесь точно нет, – успокаивал я себя, смирившись, что дырочку в кителе делать не понадобится.
На земле мой напарник по боевому дежурству стал допытываться, по какой цели меня поднимали и почему я ее не сбил.
– Ну, все, думаю, сейчас ее Гриня завалит, уж от него она точно не уйдет! – возбужденно рассказывал он мне.
– Да я и сам не знаю, кого хотели завалить! Дали команду включить излучение, цель уничтожить, а я ее так и не нашел.
Спрашиваю оперативного дежурного:
– Куда я летал?
– Подожди, – отвечает. – Мы здесь все в запарке, сами не можем разобраться! Разберемся – я тебе прозвоню!
В конце боевого дежурства позвонил дежурный генерал войск ПВО и объявил мне благодарность. Оказывается, я перекрыл временной норматив на три с лишним минуты.
– Спасибо за службу! Вы также будете поощрены приказом главнокомандующего ПВО! – в заключение сказал он.
– Служу Советскому Союзу! – как и положено, не задавая лишних вопросов, ответил я.
Куда же меня поднимали? Как мне рассказали позже, дело было так. Оказывается, на командном пункте Олятского корпуса ПВО произошел сбой в автоматизированной системе управления, и появилась ложная цель, которая шла от Ирана в нашу сторону на высоте одиннадцать километров и скорости две с половиной тысячи километров в час. Естественно, что на кодированный радиолокационный запрос: «Ты чей самолет?» – она не отвечала.
Так же естественно ее отожествили с самолетом F-14, которые были на вооружении у Ирана. Это боевой самолет, способный нести оружие для поражения как воздушных, так и наземных целей. И так же естественно, что из Москвы без долгих колебаний поступила команда уничтожить эту опасную воздушную цель. Пройдя по середине Каспийского моря до траверза Баку, цель пропала. Но в это время по воздушной трассе Красноводск – Баку шел рейсовый пассажирский самолет Ту-134. И, как часто бывает в таких случаях, по закону подлости у него произошел отказ аппаратуры радиолокационного опознавания. И на кодированный радиолокационный запрос: «Ты чей самолет?» – он тоже не ответил.
В обстановке чрезвычайного нервного и эмоционального напряжения и с этим самолетом как следует не разобрались. Его отожествили с потерянным нарушителем. Ситуацию усугубило то, что цель поменяла направление – пошла на Баку.
И вот, лихие командиры дают команду на подъем экипажа, то бишь меня, и на уничтожение воздушного объекта. Спасло «Тушку» то, что он садился в Баку. Если бы Баку он пролетал транзитом, то, наверняка, был бы сбит мною, как в обычном тренировочном полете на перехват условного противника. Так как меня наводили в переднюю полусферу, а дальность пуска при такой атаке на этой высоте составила бы от тридцати до сорока километров, то визуально определить тип самолета я бы не мог, а радиолокационная система опознавания на самолете цели, повторяю, не работала. Поэтому, действуя в совершенно простых погодных и тактических условиях, я со стопроцентной вероятностью пустил бы ракеты, и те неминуемо поразили бы ни в чем неповинный гражданский борт. Но Бог отвел от меня этот грех, за что я ему благодарен до сих пор. Понятно, что меня бы ни в чем не обвинили, но жить с грузом загубленных тобой восьми десятков душ я бы спокойно не смог.
Пока я взлетал и шел к месту встречи, прошло около двенадцати минут, Ту-134 успел снизиться под нижний край радиолокационного поля и благополучно сесть на аэродроме Бина. Ни экипаж, ни пассажиры даже не догадывались, какой смертельной опасности они подвергались в этом полете.
Через три месяца пришел приказ от Главкома ПВО о награждении меня ценным подарком – фотоаппаратом ФЭД в количестве одной штуки – за четкие и грамотные действия при подъеме из состава дежурных сил. Миня Отбеткин, к тому времени замполит первой эскадрильи, долго возмущался, что наказывают невиновных и поощряют неучаствующих. Он в несколько раз чаще меня дежурил и не удостоился чести быть награжденным. Но я не стал объяснять, за что меня поощрили.
Боевое дежурство
Нельзя сказать, чтобы боевое дежурство было слишком обременительным. Пока нас не передали из ПВО в ВВС, вообще была «лафа»: многие из пилотов приходили в дежурный домик или отсыпаться после похмелья, или играть в преферанс. Здесь я научился этой игре и стал заядлым преферансистом, проиграв не одну сотню совсем не лишних в то время рублей. Но азарт есть азарт, на щелбаны и на спички, в эту игру, не играли даже советские офицеры.
