Три жизни Алексея Рыкова. Беллетризованная биография - Замостьянов Арсений Александрович

^{Посол США в СССР Джозеф Дэвис [РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1629. Л. 57]}

Рыков погиб от пули недавних соратников по партии, в которую верил с юности. Но если бы его назвали страдальцем или великомучеником — Алексей Иванович только скептически усмехнулся бы. Рыков и в последние часы не сомневался: 1917 год и Гражданская война — это и его победы. И они перевешивают весь этот банальный и жестокий термидор, истребление себе подобных, без которого не обходилась ни одна большая революция. Жестоко? Но к иному он и не готовился, превратившись из отчаянного молодого авантюриста в опытного мизантропа.

^{Анкета члена Общества старых большевиков Нины Рыковой. 20 февраля 1932 года [РГАСПИ. Ф. 124. Оп. 1. Д. 1679. Л. 4] И фотопортрет Нины Семёновны (1920-е годы) [РГАСПИ. Ф. 124. Оп. 1. Д. 1679. Л. 2]}

Расстреляли его поспешно, через два дня после приговора, 15 марта 1938 года, на полигоне в Коммунарке. На исход суда тут же откликнулась пресса. В главных газетах страны появились гневные отклики рабочих, военных, представителей интеллигенции. А потом канонические представления о Рыкове и Бухарине формировались на эффектных тезисах «Краткого курса истории ВКП(б)»: «Эти белогвардейские козявки забыли, что хозяином Советской страны является Советский народ, а господа рыковы, бухарины, зиновьевы, каменевы являются всего лишь — временно состоящими на службе у государства, которое в любую минуту может выкинуть их из своих канцелярий, как ненужный хлам. Эти ничтожные лакеи фашистов забыли, что стоит Советскому народу шевельнуть пальцем, чтобы от них не осталось и следа.

^{Письмо Натальи Рыковой Н. С. Хрущеву с просьбой освободить ее от ссылки и предоставить работу. 1 февраля 1954 года [РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 439. Л. 88–89]}

Советский суд приговорил бухаринско-троцкистских извергов к расстрелу. НКВД привел приговор в исполнение. Советский народ одобрил разгром бухаринско-троцкистской банды и перешел к очередным делам» [205].

Как отнеслись к столь странным, запутанным признаниям иностранные аналитики? Приведу один — самый характерный — пример. Посол США в СССР Джозеф Дэвис после процесса так рапортовал своему госсекретарю Корделлу Халлу: «Несмотря на предубеждение, вытекающее из признательных показаний, и предубеждение против судебной системы, которая практически оставляет обвиняемых без защиты, несмотря на признания подсудимых, выполненные полубессознательно, и небесспорные показания свидетелей, у меня все же сложилось впечатление, что обвиняемые действительно виновны. Вина их была в ходе процесса доказана, и они заслуживают наказания по советским законам» [206]. И это — представитель наиболее мощной западной державы!

Это не означает, что «весь советский народ в едином порыве» радостно принял столь кардинальную «смену вех». Так не бывает. Нашлось место и скепсису, и равнодушию. К тому же о стахановцах, о полярниках, о летчиках и кинокомедиях в народе в то время говорили охотнее. Дух эпохи, ее лицо — это не только репрессии и уточнение партийного курса. Но политическая повестка дня определенно стала жестче. Началось предвоенное трехлетие, когда беспрекословно действовал закон «кто не с нами — тот против нас».

В столь раскаленной атмосфере никого не удивляло, что под удар попала вся семья «правого уклониста» — с ними власть поступила без снисхождения и жалости. Вскоре — 22 августа — после года, проведенного в тюремной камере, расстреляли и Нину Семеновну, вдову бывшего предсовнаркома.

Еще в 1937-м ссылке оказалась и любимая сестра Рыкова, в значительной степени приведшая его «в революцию», — Фаина. В том же году расстреляли ее мужа — Владимира Николаевского, которого считали связным Рыкова в наведении мостов с меньшевиками.

Через лагеря и ссылки прошла и единственная дочь Рыковых — Наталья. В 1956 году ее реабилитировали — и Наталья Алексеевна дожила до преклонных лет в скромной московской квартирке. Некоторые ее воспоминания вы встретили в этой книге. Детей у Натальи Алексеевны не было, как нет и прямых наследников председателя Совнаркома. Осталась только память — но это совсем немало.

Эпилог

Уроки Рыкова

Конец. Выстрел и сырая земля. Он был готов и к этому. А еще вернее — к тому, что в учебниках о нем будут писать как о человеке, который хотел продать страну империалистам и сам в этом признался.

После смерти Сталина, а в особенности после ХХ съезда КПСС, с 1956 года, реабилитировали многих «правых», включая тех, кто в числе первых стал давать показания против Рыкова. Радина, Шмидта, Нестерова, Артёменко… Шмидта, например, — летом 1957 года. Все они оказались для Фемиды хрущевского времени невинными, хотя их участие в оппозиции, судя по материалам дела, было более активным, чем рыковское. Им вернули добрые имена, а Рыков (как, впрочем, и Бухарин, и другие основные фигуранты Третьего процесса) оставался врагом народа. Причина одна — его высокий статус в советской политической системе. Реабилитация требовала слишком радикального пересмотра истории партии и страны, этого в пятидесятые побаивались.

7 июля 1956 года председатель КГБ Иван Серов завизировал и направил партийному руководству (лично — Вячеславу Молотову) справку о процессе по делу антисоветского «право-троцкистского блока». Там открыто говорилось о недозволенных методах следствия. Серов разбивал практически все признания Рыкова в таком стиле: «В ходе следствия РЫКОВ также показал, что с 1928 г. в Ленинграде существовал центр организации правых, в который входили АНТИПОВ, ЛОБОВ, КОМАРОВ, ЖУКОВ, УГАРОВ, КОДАЦКИЙ и ЧУДОВ. При проверке выяснилось, что и эти показания РЫКОВА не соответствуют действительности. Все названные выше лица ныне реабилитированы» [207]. У Серова получалось, что никакого право-оппозиционного блока после 1930 года не было, как не было ни связей с троцкистами, ни террористической деятельности, ни контактов с зарубежными политиками и разведчиками, ни попыток захватить власть и расчленить страну в случае войны. Дело рассыпалось, но Рыкова и Бухарина все-таки не реабилитировали.

Конечно, отношение к Рыкову корректировалось. Его уже иногда упоминали в научно-популярной литературе — без разоблачений, как одного из большевиков, рядом с другими, через запятую. Очень осторожно, но без ниспровергательских стереотипов, упоминал в пьесах и сценариях своего родственника драматург, мастер революционной темы Михаил Шатров.

Объективно писал о Рыкове и Юлиан Семенов в повествовании о Феликсе Дзержинском «Горение». В 1981 году кинорежиссер Григорий Никулин снял по сценарию Семенова многосерийный телефильм «20 декабря», в котором Алексей Рыков впервые появился перед многомиллионной аудиторией как крупный большевик и сложная личность. В телефильме был показан драматический эпизод из жизни будущего председателя Совнаркома — его споры с Лениным в ноябре 1917 года, его демонстративный уход из первого советского правительства. Но авторы фильма не стали превращать мятущегося революционера во врага. Роль Рыкова без нажима, без карикатурности сыграл ленинградский актер Виктор Костецкий. Актер и внешне напоминал Алексея Ивановича.