Иван Стаднюк - Исповедь сталиниста
В ряду последних атак на мое творчество особо выделяется статья историка Роя Медведева, помещенная в его книге «Они окружали Сталина», изданной Политиздатом. Не буду останавливаться на той части статьи, где Рой Медведев сеет откровенную ложь, приписывая роману «Война» то, чего в нем нет (например, доказывает, что я утверждаю, будто сын Сталина Яков Джугашвили попал к немцам в плен в октябре 1941 года под Вязьмой, хотя в романе точно указывается дата — 16 июля — и изображаются обстоятельства его пленения). Главное в другом: историк утверждает (и тоже облыжно), что «в этом романе не только крайне искаженно представляется обстановка предвоенных месяцев войны, но и недвусмысленно и кощунственно оправдываются жестокие сталинские репрессии против лучших военных кадров страны. О Тухачевском, Якире или Уборевиче Стаднюк пишет так, как будто все они не были уже давно реабилитированы».
Обстановку первых месяцев войны я изучал по самой обстановке, ибо служил тогда в армии, а войну встретил в первый ее час на западной границе. А по каким источникам изучал события тех времен Рой Медведев? Где его доказательства допущенных мной «искажений обстановки»?
Я счел необходимым объяснить в открытом письме ученому элементарное: мои литературные герои перед войной и в начале войны размышляют в романе так, как размышлял тогда я — без понимания истины, но с верой в Советскую власть. Мы не сомневались в наличии у нас врагов, в справедливости вершившихся судебных процессов. Если б мои персонажи в романе «Война» в 1941 году судили о тех событиях с позиций сегодняшнего дня, никто из современных читателей не поверил бы в их жизненность, не ощутил бы всю трагедийность той эпохи, а меня посчитали бы лгуном и приспособленцем, как считают иных нынешних «историков», злонамеренно перечеркивающих все прошлое нашего народа.
«Ваши обвинения, — писал я историку, — что в романе «кощунственно оправдываются жестокие сталинские репрессии», по меньшей мере, несерьезны; Вы опять же ничем их не подтверждаете. Перечитайте хотя бы воспоминание главного героя романа генерала Чумакова о Якире как командующем Харьковским военным округом; они полны доброжелательства к Якиру (стр, 21–22, «Война», Воениздат, 1980 год), вдумайтесь во взаимоотношения Чумакова и писавшего на него доносы в НКВД Рукатова, Разве ничего Вам не говорит, например, такое место романа (стр. 21): «Федор Ксенофонтович стал размышлять о том, что…усилия Рукатова не привели к роковой черте, хотя, если б пристальнее всмотреться в послужной список генерала Чумакова, был бы повод заподозрить и его в связях с теми, кого сейчас называют врагами народа. Многие из арестованных когда-то были его сослуживцами или друзьями по учебе в академии».
Или ничего Вам не говорят о позиции автора его строки: «…Чумаков и Григорьев (при их встрече в Испании. — И. С.) уже знали об арестах на Родине и о том, что осуждены и расстреляны (как враги народа) многие военачальники… Трудно поверить в это.
Никто еще тогда из простых смертных точно не знал, где правда, а где неправда, Впереди ждала томящая душу неизвестность…» (стр. 23).
Как Вам, Рой Александрович, удалось рассмотреть здесь оправдание репрессий? Или надо было бы без предвзятостсй прочитать, например, еще и 3-ю главу романа (стр. 14–20), вникнуть в разговор маршала Шапошникова и генерала Чумакова, происшедший в самый канун войны, Вы бы увидели все те военно-политические и стратегические концепции, которые иные «первооткрыватели» в «муках» рождают только теперь. А ведь я сформулировал их более двадцати лет тому назад и сейчас не отказываюсь ни от одного своего слова. Попытайтесь доказательно опровергнуть опубликованное мной уже в 1970 году. Или попробуйте оспорить 6-ю главу (стр. 31–38), например, беседу маршала Шапошникова с тем же профессором Романовым. Два бывших царских офицера конечно же смотрели тогда на мир с вершин того времени, тем более что маршал Шапошников верил в «военный заговор» Тухачевского и в ряду других «судей» подписал «заговорщикам» смертный приговор. Но даже и они в романе сомневаются. Вдумайтесь в провидческие слова умирающего профессора Романова:
«…История уже не раз свидетельствовала о непостоянстве обращенных в прошлое суждений и оценок… История знает и такие примеры, когда во времена всеобщего высокого верования иные люди меняли свои воззрения, однако же в века сомнений каждый держался своей веры… Страшно, когда те, которые меняют или склонны менять свои верования, вдруг берут верх над постоянно верующими» (стр. 37). Разве мы не убеждались в справедливости этих суждений?.. А ничего не говорит ли Вам такое утверждение моего романа:
«…Ведь никакая сталь никаких сейфов не устоит перед стремлением человека к правде. Правда имеет обыкновение подниматься даже из пепла. Рано или поздно она скажет, кто виноват, а кто невиновен, а также направит указующий перст на тех, кто по злой ли воле, в чаду ли безумия или тяжких заблуждений повинен в трагедии невинных».
Эти строки тоже написаны более 20 лет назад автором, которого Вы, Рой Александрович, с необъяснимым упорством обвиняете сейчас как «сторонника сталинских репрессий».
Впрочем, я прекрасно понимаю, что Вас и Ваших единомышленников, уже не единожды яростно нападавших на роман «Война», больше всего раздражает то, что в нем Верховный Главнокомандующий Сталин руководит фронтами не по глобусу, а так, как это запечатлено в мемуарах наших выдающихся полководцев периода Великой Отечественной. Но замахиваться на Жукова, Рокоссовского, Василевского, Конева и других Вы пока не решаетесь. Опасно! Но совсем не опасно (пусть и без конкретных аргументаций) атаковать писателя-фронтовика, не покидающего своего окопа».
Итак, минувшая война, история нашего государства для иных «светлых голов» — не сердечная боль, не трагедия народа, а только пространная арена усердных разысканий чьих-то ошибок, просчетов, преступлений. Поиск врагов, разоблачение их пособников, подозрительность и даже ненависть к тем, кто прошлое и настоящее Родины со всеми ее черными бедами и взлетами считает своей судьбой и судьбой поколения, спасшего мир от фашизма, — все это стало «политическим хобби» тех «прогрессистов», которые ни своей умственной, ни физической энергией не внесли в жизнь народа ничего светлого. Вся нынешняя сумятица умов и утомленная разрыхленность духовности — и на их совести. Они изворотливы, сильны связями, целеустремленностью, умением и желанием сеять зло и неверие. Они, кажется, готовы даже обрывать лучи солнца, светящего над нами.
29Особую ярость «правдолюбцев» я испытал после публикации первых двух книг романа «Война». Наиболее трудно было бороться с официальными «Заключениями» Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. На каждый их «отзыв» приходилось писать опровержения, вступать в борьбу, которая, пусть и с потерями для содержания моих книг, все-таки завершалась победами. Но за ними уже виделся порог непреодолимости. Все четче, ясней становилось, что дальнейшие пути для творческих исканий и исследований событий начального периода войны мне перекрыты. И тогда, от отчаяния, я решился на дерзкий шаг, почти не надеясь на успех…
