Борис Алмазов - Петербургские святые. Святые, совершавшие свои подвиги в пределах современной и исторической территории Санкт-Петербургской епархии
Но и среди лаврской братии возникли разногласия. В этот момент иеромонах Варнава (Муравьев), духовник обители архимандрит Сергий (Бирюков) и иеромонах Варлаам (Сацердотский), пользовавшиеся большим духовным авторитетом и уважением в лавре, призвали братию не вступать с раскольниками в евхаристическое общение. Но вместе с тем решили принять временные внешние уступки, ибо в противном случае братии угрожают немедленные репрессии, а монастырь будет неминуемо упразднен и разграблен.
После освобождения из-под ареста в июне 1923 года святителя Тихона лавра вернулась под патриарший омофор[108]. Стараниями ее руководителя архимандрита Иоасафа, поддержкой отца Варнавы (Муравьева) и его сподвижников удалось сберечь обитель, а братия, пройдя испытания, укрепилась духом.
Нелегко было монашествующим сохранять внутренний мир в это смутное время. Тем заметнее для всех в лавре царило спокойствие, исходившее от о. Варнавы. Вместе с духовником обители архимандритом Сергием (Бирюковым) он стал настоящей опорой для братии, тяжко переживавшей как нападки на Церковь извне, так и внутрицерковные разделения.
Отдавая безусловное предпочтение духовному, о. Варнава вместе с тем служил образцом собранного и скрупулезного ведения монастырских дел. Неудивительно поэтому, что в скором времени руководство и братия лавры решили избрать иеромонаха Варнаву (Муравьева) членом Духовного Собора с назначением его на один из ключевых административных постов лавры – пост казначея.
Как ни стремился о. Варнава к уединению и отрешению от мирских забот, тяжелейшая работа распорядителя денежными средствами обители, постоянная ответственность за ее финансовое положение и взаимоотношения с властями и официальными инстанциями, была принята им с истинно монашеским смирением.
В течение второй половины 1926 года архимандрит Сергий (Бирюков) стал готовить о. Варнаву к принятию послушания духовника лавры. В «Определении о монастырях», принятом на Всероссийском Поместном Соборе 1917–1918 годов, говорилось о необходимости иметь в обители старца, начитанного в Священном Писании и святоотеческих творениях, способного к духовному руководству. По традиции члены епископата Петроградской и Новгородской епархий окормлялись у духовника Свято-Троицкой Александро-Невской лавры. Перед тем как начать свое старческое служение, о. Варнава постригся в великую схиму с именем Серафим в честь преподобного Серафима Саровского, чудотворца, которому всеми силами стремился подражать.
Вскоре состоялось общее собрание братии Свято-Троицкой Александро-Невской лавры. На нем иеросхимонах Серафим (Муравьев) был избран духовником и членом Духовного Собора лавры.
В конце 1927 года архиепископ Алексий (Симанский)[109], управлявший тогда Новгородской епархией, приехал к духовнику Александро-Невской лавры за советом и молитвой. Он находился в смятении, так как очень опасался очередного ареста и гонений за свое дворянское происхождение. «Отец Серафим, не лучше ли мне уехать за границу?» – вопросил архиерей. «:Владыко! А на кого вы Русскую Православную Церковь оставите? Ведь вам ее пасти! – последовал ответ старца. – Не бойтесь, Сама Матерь Божия защитит вас. Будет много тяжких искушений, но все, с Божией помощью, управится. Оставайтесь, прошу вас…» Владыка Алексий тотчас же успокоился и навсегда оставил мысли об отъезде за границу.
Часто люди, у которых по его советам устраивалась жизнь, приходили благодарить его, на что он отвечал: «Что я?
Преподобного Серафима благодарите – это по его молитвам нисходит к немощам нашим Небесный Врач…», «Это Всеблагая Царица Небесная из беды вас вызволила – по вере вашей да будет вам…».
«Ныне пришло время покаяния и исповедничества, – говорил о. Серафим, – Самим Господом определено русскому народу наказание за грехи, и пока Сам Господь не помилует Россию, бессмысленно идти против Его святой воли. Мрачная ночь надолго покроет землю Русскую, много нас ждет впереди страданий и горестей. Поэтому Господь и научает нас: терпением вашим спасайте души ваши. Нам же остается только уповать на Бога и умолять Его о прощении. Будем помнить, что Бог есть любовь, и надеяться на Его неизреченное милосердие…» «Непрестанная молитва покаяния есть лучшее средство единения духа человеческого с Духом Божиим. В то же время она есть меч духовный, истребляющий всякий грех».
Отец Серафим предвидел усиление открытых гонений, когда вся Россия превратится в единый концентрационный лагерь и умная[110] Иисусова молитва, станет средством спасения христианской души, оказавшейся в условиях безбожного государства.
Сразу после выхода известного послания митрополита Сергия и Священного синода о. Серафим твердо принял его сторону.
Во время ежедневных многочасовых исповедей ему приходилось подолгу стоять на холодном каменном полу Свято-Троицкого собора. Главный храм лавры в ту тяжелую пору не отапливался, и на стенах выступал иней, а в иных местах наростали ледяные глыбы до 30 см толщиной.
Постоянное переохлаждение, неимоверные физические и душевные перегрузки постепенно дали о себе знать, и здоровье о. Серафима резко ухудшилось. Врачи признали одновременно межреберную невралгию, ревматизм и закупорку вен нижних конечностей. Боли в ногах усилились и стали невыносимыми. Долгое время о. Серафим никому не говорил о болезни и мужественно продолжал служить и исповедовать. Настал день, когда он просто не смог подняться с постели. Ему шел тогда 64-й год.
Митрополит Серафим (Чичагов), профессионально владевший медицинскими знаниями, ознакомился с заключением медицинской комиссии и немедленно благословил переезд за город в Вырицу. Вместе с ним по благословению владыки в Вырицу отправились схимонахиня Серафима (в миру – Ольга Ивановна Муравьева) и их двенадцатилетняя внучка Маргарита – послушница Воскресенского Новодевичьего монастыря.
После переезда в Вырицу к врачам он уже не обращался, говоря: «Болезнь – это школа смирения, где воистину познаешь немощь свою…»
Поначалу вырицкого подвижника посещали только епископ Петергофский Николай (Ярушевич) (см. Приложение, стр. 659) и другие, самые близкие духовные чада, но вскоре к блаженному старцу устремился нескончаемый людской поток. Ехали к нему богомольцы из северной столицы и других городов, стекались жители Вырицы и окрестных селений. В иные дни сотни посетителей, которые с раннего утра и до глубокой ночи «осаждали» келию старца. Часто приезжали целыми группами или семьями, с просьбой о молитвенной помощи.
«Да какой я молитвенник – сказал как-то близким своим о. Серафим, – я ведь теперь молиться-то как следует не могу, я ведь лежу».