Федор Углов - Под белой мантией
После демобилизации вернулся на студенческую скамью. А получив диплом, задумал осуществить свою давнишнюю мечту — заняться исследовательской деятельностью.
Поехал в родной Ярославль, где сразу же был избран сначала ассистентом, а затем доцентом кафедры патологической физиологии. В скромной вузовской лаборатории Морохов взялся за разрешение одного из самых трудных вопросов современной медицины — сущности гипертонической болезни.
В 1954 году, проведя серию сложнейших экспериментов, подтвердивших его предположения, молодой учёный блестяще защищает кандидатскую диссертацию. Однако для серьёзной науки ему не хватает в Ярославле материальной базы — оборудования, аппаратуры, и Фёдор Александрович подает заявление на конкурс в Ленинградский медицинский институт. На кафедре патологической физиологии появляется новый доцент.
Несмотря на предельную преподавательскую нагрузку, он всё-таки выкраивает время для научных изысканий. Разрабатывает ту же проблему. Убеждён, что к гипертонии ведут недостатки кровообращения, а следовательно, и кислородное голодание тканей. Но как это доказать? Только опытами.
В результате семилетней упорной работы Морохов заканчивает докторскую диссертацию на тему «Роль недостаточности кровообращения и гипоксии внутренних органов в патогенезе гипертонической болезни». Это было совершенно новым вкладом в медицину, сулило определённые перспективы в борьбе со столь распространённым на земле заболеванием. Но в институте нашлось немало специалистов, занимавших иные научные позиции. За три месяца до защиты Фёдора Александровича вызвал ректор.
— По-дружески советую вам защищать диссертацию в другом месте. Слишком агрессивно настроены некоторые солидные авторитеты.
Морохов стоял на своём:
— Ленинградский медицинский институт — моя alma mater. Здесь я учился, здесь получил диплом, здесь хочу стать доктором. И в критический момент никуда уходить не собираюсь. Да и не боюсь я оппонентов. Мои выводы доказаны экспериментами, возражать против них могут или невежды, или явно необъективные люди. Что ж, пусть возражают — посмотрим, кто кого переубедит.
Защита состоялась. Учёный совет, как никогда, был в полном составе. После того как диссертант изложил основное содержание своих научных изысканий, посыпались многочисленные вопросы, вспыхнули дебаты.
Фёдор Александрович, вооружённый неоспоримыми данными экспериментальных и клинических исследований, так убедительно, логично и с достоинством парировал все возражения, что отрицать его выводы никто не решился. Против не было брошено ни одного чёрного шара!
Хотел бы обратиться к Гоголю, которого особенно люблю из классиков и у которого часто нахожу поразительное созвучие своему душевному настрою, как бы подтверждение тем или иным раздумьям. Есть у него и такие замечательные слова:
«Тому, кто пожелает истинно честно служить России, нужно иметь много любви к ней, которая бы поглотила уже все другие чувства, — нужно иметь много любви к человеку вообще».
И Венгеров, и Сенков, и Морохов, и те, о ком я ещё расскажу дальше, самоотверженностью и преданностью делу доказали справедливость, величавый смысл этого неумирающего завета.
2
Летом мы отдыхали у Чёрного моря.
Однажды с женой поднимались на гору, у подножия которой раскинулся город Сухуми. Шли посмотреть обезьяний питомник. Времени у нас было достаточно, чтобы не спешить, и мы часто останавливались, оглядывались назад, любовались побережьем, портом, где стояло несколько кораблей. По водной глади бухты скользили моторные и парусные лодки.
Эта панорама мне знакома давно.
Молодым врачом на второй год практики я приехал сюда работать. Пробыл недолго — заболел тропической малярией и вынужден был покинуть, казалось бы, благодатный край.
В то время вся Абхазия была охвачена малярией. Больные люди приходили ко мне на приём жёлтые, истощённые, с большими животами: легко прощупывалась огромная селезёнка.
Рассадником болезни служили многочисленные болота, в них размножались комары анофелесы — переносчики малярии. Особенно «славились» болотами Гальский и Гагринский районы, где я лечил. Вечерами лягушки устраивали несмолкаемые концерты. Часто можно было слышать, как вдруг меняется голос лягушки, становясь тревожным и жалобным, похожим на стон. Это значит, что она стала жертвой одной из тысяч змей, кишевших в этих болотистых местах. Трудно и небезопасно было пробираться на берег моря, а лежать на берегу после захода солнца и вовсе невозможно из-за комаров.
Тридцатые годы — период наступления на малярию. Но победить её нельзя, не уничтожив личинки анофелесов, буквально оккупировавших болота Абхазии. Поэтому борьба шла по двум линиям — уничтожение личинок и осушение болот. На какие только хитрости не пускались местные жители — обливали болота керосином, зажигали их, разбрызгивали ядовитые вещества… Ничего не помогало. И тут выяснилось, что существует небольшая рыбка — гамбузия, родом из Северной Америки. Весит эта малютка до 3,5 грамма, длина до 7 сантиметров, обладает ценнейшим свойством — питается личинками малярийных комаров.
На самолётах откуда-то из-за рубежа в переносных бассейнах привозили драгоценный живой груз и расселяли по болотам. Маленькой рыбке оказалось под силу то, с чем не мог справиться человек с его арсеналом химических средств. Болота были избавлены от личинок, воздух — от комаров, население — от малярии.
Чтобы осушать болота, стали сажать эвкалипты, способные вытягивать из почвы и испарять громадное количество влаги. Болота высохли. Вся местность сделалась пригодной для земледелия, покрылась ковром чайных плантаций, цитрусовыми садами.
Давно это было. Теперь я смотрел вниз и мало что узнавал. Вместо болот и дикого кустарника — возделанные угодья. Вместо одиноко разбросанных домиков, сколоченных из досок, с примитивным камином у стены, вместо убогих хижин с земляным полом и очагом посредине — каменные двухэтажные дома. Приусадебные участки обнесены забором из металлических прутьев с причудливыми рисунками на воротах. Гаражи и легковые машины во дворах. В самом Сухуми много красивых современных зданий, школ, больниц, научно-исследовательских институтов.
Вот и сейчас мы задались целью не просто посмотреть обезьян. Нас ждали в НИИ экспериментальной патологии и терапии при Академии медицинских наук, который проводит наблюдения и опыты над приматами.
Я знал, что сюда часто наведывался мой учитель Николай Николаевич Петров для руководства исследованиями в своей области. И мне тоже было интересно побывать в институте.
