Василий Балакин - Творцы Священной Римской империи
Средневековые авторы, писавшие об Оттоне III, стремились излагать события таким образом, чтобы его смерть выглядела неизбежным следствием совершенного им при жизни. Анализируя свидетельства о нем, следует остерегаться влияния подобного рода якобы причинной связи. Однако есть еще одно обстоятельство, требующее критического подхода к свидетельствам источников. Император умер в тот момент, когда его Империя находилась в тяжелом положении. И все же вполне вероятно, что вскоре удалось бы погасить очаги напряженности. В 997–998 годах Оттон III был в столь же, если не в еще более затруднительном положении, но тогда он сумел восстановить свою власть. Однако на этот раз ему помешала смерть, послужившая сигналом к началу борьбы за германскую и итальянскую короны. Беспорядки, охватившие Италию и Германию, явились, таким образом, лишь частично результатом правления Оттона III, однако наблюдателям было трудно различить, какие события, последовавшие за его смертью, объяснялись политикой покойного, а какие были вызваны самим фактом его смерти.
Наиболее близким ко времени кончины Оттона III является «Жизнеописание пяти братьев», составленное в 1008 году Бруно Кверфуртским. Это психологически тонкое сочинение считается наилучшим из имеющихся у нас свидетельств о характере Оттона III. Поскольку Бруно близко знал императора при жизни, он особенно склонен высказывать собственное суждение, диктуемое личными пристрастиями. В ранней смерти императора он усматривает Божественное вмешательство и для обоснования этого суждения перечисляет всё, что, по его мнению, увело Оттона III с праведного пути. Являясь сторонником политики, полностью отвечающей интересам церкви, он считает вовлечение Рима в имперскую политику святотатством в отношении св. Петра. Но вместе с тем, при всем своем смирении, он не забывает о собственном происхождении из знатного саксонского рода, противопоставляя «любимую Германию» лживым и наглым римлянам. Именно с этих позиций он судит об Оттоне III: «Ибо, поскольку один только Рим ему нравился и римский народ он более других осыпал почестями и деньгами, он в своей ребяческой безрассудности тщетно задумал устроить там столицу и возродить сам город в его былой славе и достоинстве. Свою же родную землю, любимую Германию, он уже не хотел более видеть — такое желание жить в Италии охватило его». Неудачу всех усилий Оттона III он объясняет тем, что «сам же Рим был пристанищем апостолов, данным им Богом». Однако Оттон III оставался непреклонен в свой любви к Риму: «И по обычаю древних языческих царей… он настойчиво трудился над возрождением мертвой красы прежнего Рима, но напрасно». Намерение императора возродить былой блеск Рима Бруно объясняет ослеплением преходящей мирской славой. В этом источнике раскрывается личное отношение Оттона III к Риму и Италии, которое невозможно обнаружить в официальных документах. Однако речь здесь идет не только о его симпатии к ним, но в еще гораздо большей мере о политике. Собственно проблема взаимоотношения Империи и папства у Бруно подменяется осуждением любви Оттона III к Риму, которая предстает в особенно неблагоприятном свете из-за ассоциации с языческими императорами. Особую ценность сообщение Бруно имеет для оценки политики Оттона III, поскольку оно позволяет понять, с каким церковным и национальным сопротивлением должен был столкнуться император, если последовало столь суровое осуждение со стороны автора, являвшегося его доверенным советником.
Спустя несколько лет, между 1012 и 1018 годами, диктовал свою хронику Титмар Мерзебургский. И он усматривает в ранней смерти Оттона III Божью кару. Однако он молит о его прощении за то, что «его высшие помыслы были нацелены на возрождение нашей церкви». Об устремлениях Оттона III он пишет: «Император многое делал для возрождения древних обычаев римлян, в его время большей частью уже забытых, к чему разные люди относились по-разному». Вместе с тем из слов Титмара явствует, что идея «Возрождения империи римлян», вызывавшая возражение со стороны определенных группировок германской знати, включала в себя и церковное возрождение.
К обоим этим авторам близок по происхождению и роду занятий Тангмар, спустя несколько лет после Титмара сочинявший «Жизнеописание Бернварда». Особенно важно то, что он видел императора на вершине его славы в январе 1001 года в Риме, незадолго перед тем, как там вспыхнуло восстание, также проходившее на его глазах. В уже процитированной нами речи, будто бы произнесенной императором перед мятежными римлянами, Тангмар выражает собственное представление о том, насколько гордился Оттон III распространением славы Рима в странах, куда не доходили даже древние римляне — имелся в виду славянский Восток, куда императора сопровождали представители Рима. Но автор особенно подчеркивает то обстоятельство, что Оттон III отдавал предпочтение римлянам перед всеми остальными народами его Империи, чем и объяснялись возникавшие то тут, то там вспышки недовольства.
«Хроника епископов Камбрэ», написанная хотя и значительно позднее, в начале 40-х годов XI века, однако на основании надежных источников доносит до нас свидетельство из другого конца Империи. В ней об Оттоне III говорится так: «Он, юноша знатного рода, отважно полагавшийся на собственные силы, замышляя нечто великое, даже невозможное, пытался возвысить достоинство Римской империи до могущества древних ее правителей. Помышлял также преобразить, возвратив им прежнюю привлекательность, церковные нравы, поврежденные порочными привычками римлян, жадных до стяжания благ. Дабы вернее достичь этого, являл римлянам свою высшую милость, отдавая им, коренным жителям, знавшим местные нравы и обычаи, предпочтение перед немцами, делая их своими первыми советниками. Это было бы весьма хорошо и разумно, если бы он чего-то достиг. Но все напрасно. Ибо чем благосклоннее и милостивее был он к римлянам, тем более упорствовали они в своем высокомерии». Здесь светское, духовное и римское возрождения предстают как единое целое. При этом любовь Оттона III к Риму мотивируется иначе, чем у Бруно и Тангмара. Примечательно, что здесь, как у Титмара и Тангмара, возрождение Римской империи само по себе представляется великой целью, но, как у Бруно и Тангмара, выражается недовольство тем, что Оттон III отдавал Риму предпочтение перед Германией.
Интересно отметить, что спустя десятилетия после своей смерти Оттон III представлялся хронисту Адаму Бременскому могущественнейшим императором, покорившим датчан, славян, франков и итальянцев, трижды победителем вступившим в Рим.
И для современного историка не так-то легко по достоинству оценить историческую роль Оттона III. Широкое распространение в XIX веке получило представление о нем как о далеком от жизни мечтателе, «вознесшемся в небесные выси своей империи» и потерявшем контакт с действительностью, поставившем своими дерзкими замыслами на карту существование Священной Римской империи; основываясь на свидетельствах Тангмара и Бруно Кверфуртского, немецкие историки рисовали образ юнца, не имевшего твердых убеждений, презрительно отвернувшегося от суровой простоты своей саксонской родины, в глупом тщеславии подражавшего чужим обычаям и нравам, полностью поддавшегося очарованию Италии, ослепленного блеском идеи возрождения Римской империи, преследовавшего фантастические цели. Но с этим, обычным для XIX века представлением далеко не в полной мере согласуются натура и деятельность Оттона III. Его нельзя оценивать ни с точки зрения так называемой реальной политики, ни по национальным критериям — в этом случае оценка была бы полностью негативной. Более уместны суждения, принимающие в расчет универсалистские, стремившиеся возвыситься над мирской суетой воззрения того времени. С этой точки зрения его политика возрождения Римской империи являлась важной фазой развития римской идеи, владевшей умами на протяжении многих веков. Оттон III и его советники мыслили универсальными, а не национальными категориями. Правда, при этом не утрачивает своей актуальности вопрос: не являлись ли его представления об универсальной христианской империи фантастической идеей, игнорировавшей объективную реальность — зарождение в Европе национальных государств?
