Борис Савинков - Воспоминания террориста. С предисловием Николая Старикова
Азеф: Нет.
Я: Значит, ты говоришь неправду?
Азеф: Нет, я говорю правду.
Я: Где же объяснение?
Азеф: Не знаю… Но какое же заключение ты выводишь?
Я: Ты, по меньшей мере, проявил небрежность, граничащую с преступлением. За такую небрежность ты удалил бы из организации любого из ее членов. Твоя ссылка на твое прошлое неуместна.
Азеф опять пожимает плечами. Он волнуется. Он говорит:
– Дайте же мне возможность защищаться.
Чернов: Мы спрашиваем и ждем ответа. Зачем ты ездил в Берлин?
Азеф: Я желал остаться один. Я устал. Я хотел отдохнуть.
Чернов: Видел ли ты в Берлине кого-либо из партийных людей?
Азеф: Нет.
Чернов: А из непартийных?
Азеф: Я не желаю на этот вопрос отвечать.
Чернов: Почему?
Азеф: Он не относится к делу.
Чернов: Об этом судить не тебе.
Азеф: Я член Центрального комитета и не вижу, чтобы все здесь присутствующие были ими.
Я: Мы действуем от имени партии.
Чернов: Значит, ты отказываешься отвечать на этот вопрос?
Азеф: Нет. Я скажу: я не видел никого.
Чернов: Почему ты переселился в «Керчь»?
Азеф: В «Керчи» дешевле.
Чернов: Так ты переехал из-за дешевизны?
Азеф: Была и еще причина.
Чернов: Какая?
Азеф: Этот вопрос тоже не относится к делу.
Чернов: Ты не желаешь отвечать?
Азеф: Хорошо. Запишите: я переехал только из-за дешевизны.
Чернов: В какой комнате ты жил в «Керчи»?
Азеф: В № 3.
Чернов: Опиши подробно этот номер.
Азеф: Кровать налево от входа, покрыта белым покрывалом, с периною, стол круглый, покрытый плюшевой скатертью, около стола два кресла темно-зеленого плюша, у умывальника зеркало, ковер на полу темного цвета.
Чернов: Кого ты видел в «Керчи»?
Азеф: Что за вопрос?.. Ну, хозяина, посыльного, горничную, лакея…
Я: Скажи, как ты понял мои слова, когда я говорил тебе, что некто, имени которого я назвать не могу, сказал Бурцеву, что ты служишь в полиции, и разрешил сообщить это мне? Понял ты так, что именно некто разрешил мне сказать, или так, что Бурцев решился на это самостоятельно?
Азеф: Конечно, я понял так, что некто разрешил сказать только тебе.
Чернов: Некто – Лопухин. Он не называл фамилии Савинкова. Он позволил Бурцеву сказать одному революционеру, по его, Бурцева, выбору. Бурцев выбрал Павла Ивановича (меня).
Азеф: Ну?
Чернов: Ну, а ты вошел к Лопухину со словами: «Вы разрешили сказать Савинкову…»
Азеф: Я не понимаю… Вы должны производить расследование серьезно.
Чернов: Прошу выслушать далее. Лопухин не назвал фамилии Савинкова. Ты понял со слов Павла Ивановича, что он эту фамилию назвал. Павел Иванович такого толкования в свои слова вложить не мог, ибо не слышал его от Бурцева… Значит…
Азеф бледнеет. Но он говорит еще спокойно:
– Ну, Бурцев мог сказать Бакаю. Бакай понял неверно и сказал Лопухину… Впрочем, я ничего не знаю.
Чернов: Бурцев не говорил Бакаю и Бакай не говорил Лопухину. Как объяснить, что Лопухин на расстоянии угадал, что ты понял Павла Ивановича так, как никто понять не мог, – что он, Лопухин, назвал фамилию Савинкова?
Азеф волнуется.
– Что за вздор. Я ничего понять не могу.
Чернов: Тут нечего понимать. Ты сказал Лопухину: «Вы позволили сообщить Савинкову, сообщите тому же Савинкову, что вы ошиблись».
Азеф встает из-за стола. Он в волнении ходит по комнате.
Чернов: Мы предлагаем тебе условие – расскажи откровенно о твоих сношениях с полицией. Нам нет нужды губить твою семью. Дегаев и сейчас живет в Америке.
Азеф продолжает ходить взад и вперед. Он курит папиросу за папиросой.
Чернов: Принять предложение в твоих интересах.
Азеф не отвечает. Молчание.
Чернов: Мы ждем ответа.
Азеф останавливается перед Черновым. Он говорит, овладев собой:
– Да… Я никогда ни в каких сношениях с полицией не состоял и не состою.
Чернов: Как же ты объяснишь себе все обвинения? Интрига полиции?
Азеф: Не знаю…
Чернов: Ты не желаешь рассказать о своих сношениях?
Азеф: Я в сношениях не состоял.
Чернов: Ты ничего не желаешь прибавить к своим ответам?
Аэеф: Нет. Ничего.
Чернов: Мы дадим тебе срок подумать.
Азеф ходит по комнате. Он опять останавливается против Чернова и смотрит ему прямо в глаза. Он говорит дрожащим голосом:
– Виктор, мы жили столько лет душа в душу. Мы работали вместе. Ты меня знаешь… Как мог ты ко мне прийти с таким… с таким гадким подозрением?
Чернов говорит сухо:
– Я пришел. Значит, я обязан был прийти.
Я: Мы уходим. Ты ничего не имеешь прибавить?
Азеф: Нет.
Чернов: Мы даем тебе срок: завтра до 12 часов. Ты можешь обдумать наше предложение.
Азеф: Мне нечего думать.
Я: Завтра в 12 часов мы будем считать себя свободными от всех обязательств.
Азеф: Мне нечего думать.
Мы ушли. Вслед за нами во втором часу ночи Азеф вышел на улицу в сопровождении своей жены и скрылся.
Описание «Керчи» и комнаты в ней было сделано Азефом неверно. Не оставалось сомнения, что он, если и был там, то мимоходом и недолгое время. Так утверждал вернувшийся из Берлина т. В.
Подлинный протокол допроса Азефа гласил:
«На вопрос, имел ли Азеф когда-либо и в каких-либо целях сношения с полицией, Азеф ответил, что никогда и никаких сношений не имел.
Азеф заявил:
Из гостиницы “Fürstenhof” он переехал в меблированные комнаты “Керчь” из-за сравнительной дешевизны последней и по причине, назвать которую отказывается, не находя вопрос о ней относящимся к делу. Из “Керчи” Азеф переехал в “Central Hôtel” в видах конспирации, не желая прямо из “Керчи” ехать в Мюнхен.
Впоследствии Азеф изменил свое показание, заявив, что единственною причиною этого переезда была сравнительная дешевизна “Керчи”.
Вещи из “Fürstenhof” были доставлены Азефом на вокзал Fridrichstrasse, с вокзала же человеком из “Керчи” в “Керчь”. Из “Керчи” они были доставлены опять на тот же вокзал лично Азефом и оттуда человеком из “Central Hôtel” в “Central Hôtel”.
Поехал Азеф в Берлин, ибо желал остаться один и отдохнуть перед поездкой в Мюнхен, в “Fürstenhof” он платил за номер 16 марок. В “Central Hôtel” – 5–6 марок. Причину дороговизны в “Fürstenhof” объяснить не желает, находя, что вопрос этот к делу не относится.
