Мэтью Бжезинский - Казино Москва: История о жадности и авантюрных приключениях на самой дикой границе капитализма
У нашей делегации от газеты «Джорнел» на разговоры с шахтерами около Белого дома не было времени – нас ждали беседы со слишком важными и влиятельными людьми. Перед встречей с Чубайсом мы зашли к министру финансов. Худощавый, в очках, с короткими усами, Михаил Задорнов сидел за столом под висящей на стене копией чека на пятьсот миллиардов долларов, который был выписан на имя Российской Федерации от специального отдела денежных переводов компании «Морган Стенли». На другой стене находился хорошо выполненный портрет министра финансов в правительстве царя Николая II, который председательствовал при неудачной попытке России получить заем на международных финансовых рынках, когда большевики с легкостью отказались от уплаты долгов по займам имперской России.
Задорнов, похоже, был полон решимости навсегда отказаться от такой традиции. Он не признавал даже слово «дефолт» (что сделал бы и любой другой министр финансов), когда мы прямо поставили вопрос о позорной некредитоспособности России. На сей раз все будет по-другому, заверял он.
– Россия приперта к стене. У нас огромные побудительные причины, чтобы выполнить болезненные реформы.
Россия выплатит все свои долговые обязательства, настаивал он. Ей просто необходимо «некоторое пространство для дыхания», чтобы укрепить свои финансы.
Пока мы ожидали Чубайса, меня не покидала мысль, что если бы русские не разворовали большую часть богатств страны, то не было бы необходимости и в «пространстве для дыхания», или в какой-либо еще международной помощи. Сколько же миллиардов долларов было тайно вывезено из России в период девяностых годов? Точно не знал никто. По неофициальным оценкам, эта сумма колебалась от ста пятидесяти до трехсот миллиардов долларов, что примерно равнялось четырем годовым федеральным бюджетам.
Некоторая часть этих денег осела на многочисленных счетах в швейцарских банках или на счетах офшорных убежищ от налогов, таких как банки на Кипре, где обычно прятали деньги, полученные от криминальной деятельности. Однако большая часть имела законное происхождение: доходы от продажи нефти, природного газа, стали, алюминия, леса, бриллиантов и золота. Возникал резонный вопрос: почему русские не оставили деньги у себя в стране, как это делали американцы, или немцы, и даже поляки? Самый приемлемый и понятный ответ я услышал от одного из наиболее честных и уважаемых промышленников в стране – Кахи Бендукидзе. С его точки зрения все дело было в доверии.
– Скажи мне, – спросил он, когда я брал интервью осенью 1997 года, – когда ты считаешь себя богаче: обладая заводом или фабрикой стоимостью в один миллион долларов, который приносит тебе ежегодный доход в 30 процентов, или же когда твои деньги лежат наличными в сейфе швейцарского банка и вообще не приносят дохода?
– Имея завод, – ответил я сразу, думая, что вопрос риторический.
– Хорошо, – продолжал Бендукидзе, – я задавал этот вопрос моим русским коллегам. Они, заметь, по большей части очень состоятельные люди и прекрасно разбираются в экономике. И почти все ответили, что чувствовали бы себя богаче с деньгами в Швейцарии, даже не получая от этих денег доход. Почему? Да потому, как все они сказали, что правительство может отнять у них завод в любое время, но не может прикоснуться к миллиону, находящемуся за рубежом. Так что ответ на твой вопрос в том, что в стране что-то не так. Народ не доверяет своему правительству, а правительство ничего не делает, чтобы завоевать доверие своего народа. И те и другие сохраняют эту проблему навсегда, что подавляет всякое развитие России на десятилетия, если мы, конечно, не обратим на нее внимание.
Этот разговор сохранился в памяти еще и потому, что по смыслу он был совершенно противоположен истории одного успешного польского бизнесмена, которую он поведал мне несколько лет назад в Варшаве. Она наглядно показывает принципиальные отличия капитализма по-польски и по-русски.
При коммунистах Збигнев Грикан содержал небольшое кафе-мороженое под названием «Зеленая лачуга», или, по-польски, «Зелона бутка». Это название возникло в тяжелые времена после Второй мировой войны, когда отец Грикана смог найти только несколько сырых досок, из которых он соорудил киоск для продажи мороженого, да зеленую краску. Гриканы торговали только одним сортом мороженого – ванильным. Но и это было благом, и скоро около киоска стали выстраиваться длинные и шумные очереди. Сталинистские власти, однако, не позволили отцу и сыну расширить дело, вместо помощи конфисковали всю домашнюю мебель, а старшего Грикана посадили в тюрьму за «нежелательную экономическую деятельность». Так что Грикану-младшему пришлось найти иной выход своим предпринимательским амбициям – он стал спекулировать на черном рынке.
Судя по всему, он преуспел в этом деле, найдя свой путь в сводящем с ума коммунистическом бюрократическом лабиринте, чтобы обеспечивать сахаром клиентов во времена страшных нехваток буквально всего. Однако теперь у него возникла новая большая проблема: что делать с заработанными деньгами? Суть проблемы заключалась в следующем. Если бы он начал слишком много денег тратить на себя и демонстрировать собственное благополучие и богатство, то власти его бы просто арестовали. С другой стороны, если бы он прятал свои заработанные не совсем честным путем злотые, то деньги стали бы постепенно таять из-за растущей инфляции. Грикан случайно нашел решение своей проблемы, когда однажды проходил мимо пыльной антикварной лавки. Среди гребней, старинных воинских и дворянских штандартов и столового серебра, когда-то заложенного оказавшимися в трудном положении аристократами, на витрине вдруг блеснула древняя золотая монета. Золото не утрачивало своей ценности, его легко можно было спрятать от любопытных и жадных глаз государства. Грикан начал осторожно скупать золотые монеты и прятать их в земле.
В 1990-х годах, вскоре после избрания Леха Валенсы и начала реформ по программе шоковой терапии, постепенно расплодилось два миллиона мелких предпринимателей, которые и стали двигателем бурно растущей польской экономики. Грикан выкопал драгоценную коллекцию, продал свои золотые античные монеты в Германии за полтора миллиона долларов, а на полученные деньги купил современные итальянские линии по производству мороженого.
Когда я был у Грикана в 1995 году, его корпорация «Зелона бутка» успешно конкурировала со второй в мире гигантской англо-голландской компанией «Юнилевер» за первое место на рынке мороженого в Польше. Семьдесят пять новеньких грузовых рефрижераторов «Мерседес» стояли на оборудованной стоянке около ультрасовременной фабрики мороженого на окраине Варшавы. Сотни рабочих в хрустящих белых халатах и гигиенических шапочках трудились у больших чанов из нержавеющей стали. А в это время двадцать семь автоматических итальянских линий перемешивали и подавали на фасовку свыше тридцати тонн мороженого в сутки.
