Дмитрий Донской - Борисов Николай Сергеевич
Степной волк
В русской истории существуют своего рода семантические пары, связанные по принципу «добро» — «зло». Это Илья Муромец — и Соловей Разбойник, Борис и Глеб — и Святополк Окаянный, Евпатий Коловрат — и Батый.
Дмитрий Донской выступает в такой же связке с двумя «антигероями» — Мамаем и Тохтамышем. При этом два последних воспринимаются как в некотором роде одно лицо. Мамай — это несостоявшийся Тохтамыш. А Тохтамыш — состоявшийся Мамай. Оба имели одну цель: разгромить Русь, вернуть ее обратно в рабское ярмо. Эту идею могла бы хорошо выразить монета, на одной стороне которой изображен Мамай, а на другой — Тохтамыш. Такой монеты, конечно, не существует. Но существуют монеты, чеканенные в Москве, где на одной стороне присутствует имя великого князя Дмитрия Ивановича, а на другой — имя Тохтамыша. И это тоже глубоко символично…
Историческая судьба Мамая и Тохтамыша сложилась по-разному. Имя первого мелькает в фольклоре и топонимике (Мамаев курган). Известное присловье — «как Мамай прошел» — означает полный разгром и беспорядок. А между тем Мамай никогда не был на Руси. Тохтамыша же, учинившего невиданный разгром Москвы, знают только историки и прилежные школьники. Таинственные законы человеческой памяти выхватывают из прошлого одно и оставляют в забвении другое…
Дмитрий Московский победил порученцев Мамая на реке Воже и его самого — на Куликовом поле. Впрочем, оба сражения носили, если так можно выразиться, промежуточный характер. Война продолжалась, и бекляри-бек собирал силы для нового похода на Русь. И неизвестно, чем кончилось бы «розмирие» Москвы с Мамаем, если бы не вмешательство Тохтамыша. Вполне вероятно, что оно кончилось бы тем же, чем и поход Тохтамыша — разгромом Москвы… Но это уже область ненавистного историкам сослагательного наклонения…
Нашествие Тохтамыша и разгром татарами Москвы 26 августа 1382 года — черное пятно на репутации Дмитрия Московского как полководца и правителя. Такое суждение можно вывести из самого факта катастрофы. Последствия этой катастрофы один живший в ту пору книжник определил следующим образом.
«И аще бы мощно было ти вси убытки и напасти и проторы исчитати, убо не смею рещи, мню, яко тысяща тысящ рублев не иметь числа» (34, 338).
В ряду потерь, которым нельзя назвать цену, стоят и книги, собранные перед нашествием в один из кремлевских соборов. Вероятно, книги приказал собрать митрополит Киприан, чтобы спасти их от гибели. Вот что рассказывала об этой истории Троицкая летопись. «Книг же толико множество снесено со всего города и из загородья и из сел и в зборных церквах, до тропа (свода. — Н. Б.) наметано, схраненья ради спроважено, то все без вести створиша» (72, 423). Огонь уничтожил всё книжное собрание ранней Москвы. Можно только гадать о том, какие духовные сокровища, какие уникальные рукописи превратились в огонь и дым…
Итак, признаем печальную истину: политика великого князя Дмитрия Ивановича привела к тому, что Московско-Владимирская Русь пережила тяжелейшую за два века ордынского ига катастрофу.
Судьба Тохтамыша: взлет
Взлеты и падения Тохтамыша как правителя неразрывно связаны с историей знаменитого среднеазиатского завоевателя Тимура (1336–1405). Можно сказать, что Тимур был богом войны, а Тохтамыш — его падшим ангелом.
«В 1376 году, когда Тимур отдыхал от своих тяжких трудов, при его дворе появился Тохтамыш, личность весьма незаурядная, по прямой линии происходившая от ханов Золотой Орды, — рассказывает французский востоковед Жан-Поль Ру. — В жизни Великого эмира ему была предназначена роль первого плана. Тохтамыш имел прекрасный рост и, как станет известно впоследствии, вопреки наговорам недоброжелателей, являлся человеком отважным, умным, энергичным, справедливым и если не гениальным, то, по меньшей мере, талантливым. То был один из родственников Урус-хана (ок. 1361–1377), правителя Кок-Орды, шестой наследник хана Орды на землях удела Джучи (Золотой Орды, или Кипчакского улуса), приблизительно соответствовавшего территории современного Казахстана; некоторые считали Тохтамыша его племянником, иные — одним (то ли близким, то ли далеким) из его двоюродных братьев. Он претендовал было на правление Ордой, но, изгнанный Урусом, пришел искать убежище в Самарканде.
Тимур встретил его с почестями, приличествовавшими истинному потомку Чингисхана, усердствуя тем более, что надеялся увидеть его во главе Золотой Орды, а ежели не удастся сделать из него союзника, то, уж конечно, стражем своих северо-западных рубежей. Но главным было то, что гость покорил Великого эмира своею персоною, и тот сразу проникся к нему дружескими чувствами и оставался им верен неизменно. Несмотря на затяжные войны, с которыми они ходили друг на друга, Тарагаев сын (Тимур. — Н. Б.) проявлял по отношению к Тохтамышу снисходительность необычайную; так, когда-то отдав ему свою сестру, он забирать ее обратно не думал никогда!
Великий эмир дал под начало своему новому другу войско, а также три укрепленных города, стоявших на берегу Сырдарьи, на ордынской границе: Отрар, Сабран и Сыгнак. Урус-хан, увидев для себя опасность в принятии изгнанника и в определении ему местопребыванием стана, располагавшегося в непосредственной близости от своих владений, немедленно на него напал. Слишком слабый, чтобы дать ему отпор, Тохтамыш возвратился в Самарканд…» (280, 63).
В ходе этой войны Тохтамышу случалось попадать в такие отчаянные переделки, которые напоминают некоторые эпизоды боевой юности Чингисхана. Несомненно, он умел владеть собой, превозмогать боль от ран и прямо смотреть в лицо судьбе.
«Война (с Урус-ханом. — Н. Б.) сделалась неизбежной. Тимур вновь послал Тохтамыша в Сабран, но того прогнали опять. Тогда Великий эмир отправился в поход сам. Стояла зима 1376/77 года. Схватки были жестокими. В конечном итоге Уруса разбили на его собственных землях, примыкавших к Тимуровой державе, где-то между Сыгнаком и Отраром, а затем отбросили в степи, где со временем он и скончался. Продолжатели его дела, сыновья Йохта-Кия и Тимур-малик, сначала первый, а затем второй, борьбу продолжили. Для Тохтамыша наступила полоса неудач; однако, благодаря присланному Тимуром подкреплению, он в конце концов победу одержал и, нанеся врагам сокрушительный удар, занял их место в Кок-Орде (зима 1377/78 года). Не прошло и трех лет, как он стал владыкой Кипчакского улуса, сумев вновь объединить удел Джучи. То был успех блистательный и громкий; правда, со слишком большими трудностями Тохтамышу столкнуться не довелось» (280, 64).
Средневековые войны были жестокими и кровавыми. Мирное население рассматривалось как добыча победителей. Для достижения победы хороши были все средства. Но даже на этом мрачном фоне действия Тохтамыша отличались коварством и вероломством. Об этом свидетельствует и рассказ современника событий о взятии войсками Тохтамыша города Тебриза в Северном Иране в 1385 году. Многие детали этой трагедии напоминают взятие Тохтамышем Москвы.
«Войско Токтамыш-хана, пройдя Дербент и область Ширван, прибыло в Тебриз. Тебризцы, загородив деревьями входы в свои улицы и кварталы, укрепились. Тебриз был чрезвычайно населен. Жители вооружились и оберегали свои улицы и дома. Когда войско Токтамыша прибыло, то оно увидело город в таком виде и жителей сопротивляющимися. Они [воины] расположились в Шенб-и-Газани, 8 дней ходили вокруг города, но никак не могли отыскать случая и возможности [овладеть им]. Отправили они человека и потребовали эмира Вели. Сошлись для заключения мирных условий. Эмир Вели заключил мир на таком условии, что они со своей стороны из города дадут 250 туманов золота, которое будет ценою подков их лошадей, а те уйдут.
В четверг… месяца… 787 г. [12 февраля 1385 — 1 февраля 1386 г.] жители города собрали ходжей и постановили, чтобы каждый ходжа в пятницу утром принес и сдал по одному туману золота в монете. Утром в пятницу нукеры эмира Вели пришли, привели своих казначеев и занялись счетом золота. Так как была пятница и мир был заключен, то жители города сочли себя безопасными и сложили оружие. Узнав об этом, войско Токтамыша извлекло мечи, ворвалось в город и занялось убийством и грабежом. Жителям города не оставалось более возможности сопротивляться. Восемь суток около 100 тысяч человек немилосердных неверных, вторгнувшись в этот город, убивали, грабили, никому не оказывали сострадания и милосердия. Женщины и мужчины, босые и голые, да младенцы сидели у дорог, улиц и кварталов, посреди снега и льда. Неверные приходили, осматривали и уводили всех молодых красивых женщин, девиц и юношей. Они брали также некоторых других, отводили их в дома их и подвергали их тяжелым пыткам. Те указывали спрятанные вещи, и эти проклятые уносили их. Если пишущий [эту] книгу целый год сряду будет писать рассказы о том, что случилось с этим городом и с этими мусульманами, то он [все-таки] не кончит и даже не сможет передать и части десятой доли того [рассказа]…» (11, 280).
