Егор Лигачев - Предостережение
Но мощная пропагандистская машина радикальных СМИ не только создала «в лице» министерств и ведомств образ врага перестройки, подлежащего немедленной ликвидации. Популистскими, неквалифицированными посулами она с непривычки буквально помутила сознание и некоторых опытных хозяйственников — прежде всего из числа директоров крупных заводов, занимавших монопольное положение в промышленности.
Они опрометчиво посчитали, что монопольное положение принесет им большой выигрыш при переходе на договорные отношения: спрос на продукцию велик, а цены они смогли бы устанавливать договорные (свободные), резко увеличив тем самым прибыль. Ведь телевидение в то время показывало первые аукционы, на которых грузовик «ЗИЛ», стоивший по госцене примерно 5 тысяч рублей, шел за 85 тысяч рублей! Директора не учли, что чрезмерно быстрый разрыв налаженных кооперационных связей прежде всего ударит именно по тем заводам, которые нуждаются в большом количестве комплектующих изделий. Кто из них мог в то время подумать, что первыми пострадают такие гиганты, как, скажем, Кировский завод? Но прошло совсем немного времени, и во дворе Кировского из-за отсутствия комплектующих деталей скопились сотни дефицитнейших тракторов…
Уже давно директора крупных производств буквально проклинают тог день и час, когда начали рваться хозяйственные связи со смежниками. Но в ту пору, в 1987 году, они были настроены иначе. Кстати, незадолго до памятного заседания Политбюро, о котором идет речь, в Москве состоялось совещание хозяйственников, и на нем многие авторитетные директора высказывались за то, чтобы поскорее основную часть продукции пустить через договорные отношения.
Правительству, всенародно упрекаемому в «консерватизме», было трудно противостоять сильному политическому нажиму. И в результате очень напряженных дебатов концепцию плана на 1988 год сочли неудовлетворительной, фактически отвергли.
Правительство отступило…
В сообщении о заседании Политбюро кратко, неясно говорилось о том, что Совету Министров СССР поручено доработать проект плана на 1988 год. Ни народ, ни общественность так и не узнали о драматических перипетиях того заседания Политбюро.
А между тем именно в то время и решилась в значительной степени судьба страны: именно тогда было неотвратимо предопределено ухудшение экономической ситуации, неизбежным стало расстройство финансов.
Возобладал радикальный, а вернее бы сказать, ультрарадикальный вариант: госзаказ по многим министерствам был снижен сразу на одну треть, а в некоторых отраслях — наполовину и более от общего объема производства.
Что же произошло? Фактически в плановую систему без правовой и экономической подготовки, без создания налоговой системы, рыночной инфраструктуры попытались вмонтировать договорные, по сути своей товарно-рыночные отношения. Надо иметь в виду, что в условиях жесткой монополизированной структуры народного хозяйства, когда нередко ту или иную продукцию производят только одно-два предприятия, договорные хозяйственные связи и являются товарно-рыночными, опирающимися в основном на закон спроса и предложения. При этом не были разработаны антимонопольные меры, не проводилось налоговое изъятие сверхприбыли. В результате пышным цветом стал расцветать групповой эгоизм, стали лопаться кооперационные связи, разбалансировалось снабжение…
Пользуясь свободными договорными ценами, многие предприятия, особенно машиностроительные, стали на первых порах «заколачивать» большие деньги, поистине сверхприбыль, но вовсе не за счет роста производства, а исключительно благодаря своему монопольному положению, буквально хватая за горло потребителей. Короче говоря, их доходы начали возрастать на нездоровой основе. Надо еще иметь в виду, что отнюдь не заработанная, а добытая с помощью монопольно высоких договорных цен прибыль в значительной мере пошла на оплату труда, что вызвало скачкообразный рост доходов населения. Если в семидесятых годах ежегодный прирост доходов составлял 8—10 миллиардов, а в последующие семь лет восьмидесятых годов по 12 — 15 миллиардов, то за 1988 год доходы выросли сразу более чем на 40 миллиардов рублей. Потребительский рынок был взорван.
Помню, спустя год после памятного заседания Политбюро, в канун 1989 года, я зашел в кабинет к Горбачеву, чтобы поздравить его с наступающим праздником. С грустью сказал при этом:
— Побыстрее бы, Михаил Сергеевич, уходил этот год…
— Что тебе в нем не нравится? — настороженно откликнулся Горбачев.
— А то, что резко возрос неудовлетворенный спрос. Ведь доходы населения выросли на сорок два миллиарда рублей, а прибавки товаров небольшие, такого прежде никогда не бывало. И это означает, что стране угрожает полное финансовое расстройство.
— Да-а, — неопределенно отозвался Михаил Сергеевич. Чувствовалось, что его тоже беспокоит складывающаяся ситуация. Настроение у Генерального секретаря было совсем-совсем не таким радужным, как за год до этого. Но разве могли мы в тот момент предположить, что в 1989 году доходы вырастут более чем на 60 миллиардов, а в 1990-м — на 100 миллиардов рублей? В итоге за три года, прошедших после упомянутого решения о «корректировке» правительственного плана, когда был отклонен разумный вариант и была сделана ставка на вариант ультрарадикальный, доходы населения выросли почти на 200 (!) миллиардов рублей, многократно превысив товарные возможности.
Это была настоящая катастрофа.
Что же произошло, что случилось с экономикой?
Если же присмотреться повнимательнее к процессам, начавшимся в хозяйственной жизни, то можно сказать следующее. «Договорная свобода», при которой предприятия получили право по своему усмотрению распоряжаться сразу значительной частью своей продукции, по сути дела являла собой стихию рыночных отношений. Будучи не подготовленной к этой внезапной «шоковой» процедуре, экономика моментально начала давать сбои. Всплеск группового эгоизма привел к тому, что повсюду принялись снимать с производства невыгодную продукцию, произошло стремительное вымывание дешевого ассортимента, машиностроители отказывались от мелкосерийных заказов.
Кроме того, за многие десятилетия в нашем народном хозяйстве, где высока доля гигантов индустрии, возникли очень сильные монопольные тенденции. Для плановой экономики они не страшны, поскольку кооперационные поставки жестко регулировались. Но едва промышленность «отпустили» на договорные связи, как монополисты буквально задушили потребителей ценами. Вдобавок многие заводы начали задыхаться от нехватки сырья.
Госзаказ был резко снижен в машиностроении и других обрабатывающих отраслях, а в базисных, особенно топливно-энергетической, он остался практически стопроцентным. Это поставило, в частности, угольщиков в очень невыгодные экономические условия — им многое приходилось покупать уже по договорным ценам, а продавали-то они уголек только по государственным. Это явилось одной из причин мощных шахтерских забастовок, впервые вспыхнувших уже летом 1989 года. Иными словами, радикализация плана на 1988 год создала предпосылки для серьезных политических потрясений. И в данном случае имею в виду не только шахтерские забастовки, но также развитие событий в прибалтийских республиках.
