Даниил Аль - Хорошо посидели!
Наши художники, вместе с поселковыми умельцами, соорудили веселые аттракционы. Я написал для каждого аттракциона шуточные стишки.
Новогодний вечер прошел хорошо. Вероятно, не ошибусь и не преувеличу, если скажу, что ни до, ни после 31-го декабря 1954 года в поселковом клубе Ерцева такого вечера не было. До этого услугами замечательных артистов, художников, музыкантов из числа заключенных в «вольном клубе» не пользовались в новогоднюю ночь, а после этого политзаключенных в Ерцеве, да и вообще в Каргопольлаге, слава богу, не стало. А до притока новой творческой интеллигенции — диссидентов — было еще далеко. К тому же, в Каргопольлаг их не отправляли.
Поскольку стихотворные подписи к аттракционам, задействованным на том вечере, являются историческим документом, передающим в какой-то мере дух своего времени, предлагаю их вниманию читателя.
Наш путеводительДрагоценный посетитель,
Обязательно прочти
Этот наш путеводитель
И решай, куда пойти.
Аттракционы, шутки, трюки,
Ёлка, танцы и кино.
Не увидишь только скуки —
Ей входить запрещено!
Поспешите! В нашем клубе
Чудо-фотоателье.
Ничего, что снимут в шубе,
А получишься в белье.
Чтоб узнали на работе,
Чтоб не плакала семья,
Напиши на обороте:
«Не пугайтесь — это я».
Очень сложный аттракцион:
На весах она и он.
Потянуть им вместе надо
Вес, который раньше задан.
— Ну, друзья, не просчитайтесь —
Вес известен наперед.
Будет больше — раздевайтесь,
Будет меньше — гирю в рот.
Третья утка, пятый гусь,
Курица шестая.
Нет, седьмая.
Ну и пусть! Вновь пересчитаю!
Пот сошел — уже седьмой,
Лоб в натуге морщится,
Все давно ушли домой,
В кресле спит уборщица.
Снится ей, как будто вы
Посчитали птицу
И ушли. Но ей, увы, —
Это только снится.
Вот прибор — магнитофон,
Звук любой запишет он.
А какой? Забота наша ль?
Кто чихнет — запишем чих,
Кашлянет — запишем кашель,
Стих прочтет — запишем стих.
Стройте ваши выступленья
Без стесненья, без волненья,
Хоть умно, хоть не умно
(Аппарату все равно).
Так же смело просим петь
(Пленка может все стерпеть.)
Что ж, товарищи, рискнем
Сделать мудрый ход конем?
Очень важно в Новый год
Сделать первый умный ход.
В новогоднем блицтурнире,
Мысль, строчи как автомат!
Старт: Е-два на Е-четыре,
Раз−два — ШАХ! Семь−восемь — МАТ!!
Кто здесь ловкие, а ну?!
Добирайтесь по бревну.
Кто с бревна не рухнет вниз,
Получает добрый приз.
(А кто свалится с него,
Не получит ничего.)
Шестнадцать клеточек квадрат.
Сумей в нем разобраться.
Не зря в народе говорят:
«Пропал: — кругом шестнадцать!»
А вечер! А ночь-то!
А звезд… и не счесть!
Неси же мне, почта,
Желанную весть —
Что я в наступающем
Новом году
С тобой, как с товарищем,
К счастью пойду.
Сегодня в мой дом не ходи, почтальон:
Сегодня мой адрес к груди прикреплен,
У самого сердца — пусть сердце само
От сердца другого получит письмо.
Отбрось промедленье!
Пиши же, прошу!
Не хватит терпенья —
Другой напишу!!
Пора домой и мне!
Между тем лагерная жизнь продолжалась. С передачей лагерей под юрисдикцию министерства юстиции в лагерном режиме и распорядке произошло мало изменений. Надзор за заключенными бесконвойниками во время их нахождения за зоной несколько ослаб. Но для зоны оставался прежний режим. Надзиратели, поверки — счет по головам, отбой, подъем, развод, конвоиры с автоматами и собаками для сопровождения бригад на работу и с работы. Не был уволен ни один начальник или вертухай. Сохранялась та же норма отправления из лагеря писем — не больше трех в месяц. Оставалось прежнее наказание (если попадешься) за нарушение этой нормы с помощью тех же бесконвойников, или приезжавших к кому-то на свидание. Виновного лишали права переписки на срок от одного до трех месяцев. Именно на такой срок лишения почтовой связи был наказан и я после отъезда отца, приезжавшего ко мне на свидание. В результате, о том, что отец умер, я узнал только через три месяца после его смерти, получив письма, пролежавшие все это время совсем близко от меня, на ерцевской почте. И все же, некоторые изменения имели место.
Новый хозяин лагерей — министерство юстиции — посчитал, что заключенных в лагерях надо учить. Главным образом, конечно, производственным специальностям по профилю данного лагеря, но так же умению писать и считать. Техкабинет на нашем лагпункте был ликвидирован. Вместо него была создана общая для всего Каргопольлага учебная база. Под нее был отдан барак давно ликвидированной женской зоны, отделявшейся от мужской зоны высоким забором с колючей проволокой. Теперь забор был снесен, а бывший жилой барак переоборудован под учебное заведение. Там имелись учебная часть — она же кабинет заведующего базой, и учебный класс с грифельной доской и плакатами из бывшего техкабинета. Была в этом помещении и жилая комната, в которой стояли стол и две койки для заведующего базой и его помощника.
Приезжавших на учебу с других лагпунктов размещали на жительство по баракам.
По решению капитана Тюгина я был освобожден от должности заведующего клубом, который, после отъезда многих наших артистов и музыкантов, начал явно увядать, и назначен заведующим учебной базой. Она и стала последним местом моего обитания в Каргопольлаге.
Моими помощниками становились по очереди два интересных и приятных человека, прибывших из других лагпунктов. Первым стал Владимир Кабо, московский студент-восточник, в будущем известный ученый. Разговаривать с ним было очень интересно и приятно. Володя Кабо — небольшого роста, умный, интеллигентный молодой человек, по характеру доброжелательный и общительный. Вторым был ученый философ, если мне не изменяет память, замдиректора какого-то московского научного института — Генрих Миронович Эмдин. Мы с ним быстро нашли общий язык и подружились.
