Валентин Бережков - Как я стал переводчиком Сталина
После мучительных колебаний Леонтьев все же решился обратиться к Сталину. Технически это было просто, поскольку в редакции имелась кремлевская "вертушка". Когда звонил этот аппарат, Сталин обычно сам снимал трубку. Но потревожить вождя, да еще поставить под сомнение его решение - нелегкая задача!
Сталин выслушал. соображения Леонтьева, некоторое время молчал, затем сказал:
- Ну что ж, тогда было одно новое время, теперь другое. Война кончилась нашей победой. Враги повержены. Вокруг нас - друзья. Настали новые времена...
И повесил трубку.
Сомнения Леонтьева улетучились.
Действительно ли Сталин в тот момент верил, что наступила новая эра, что отношения сотрудничества с западными державами удастся сохранить, что и внутри страны больше не будут охотиться за "врагами", что для Советского Союза и для всего мира настали лучшие времена? Огромные пространства страны лежали в руинах. Миллионы людей ютились в землянках, не имея самого необходимого. Еще предстояло выполнить обещание и присоединиться к войне против Японии. Но это мыслилось как короткая кампания. Главное же состояло в скорейшем создании человеческих условий жизни для населения, в восстановлении разрушенного. Возможно, тогда Сталин еще верил, что нам помогут американцы. Может, и он был готов умерить свои аппетиты, пойти на компромисс? Ведь пришедший недавно в Белый дом Трумэн уверял, что намерен продолжать линию Рузвельта в международных делах.
Кто повинен в том, что отношения между недавними
: 365 союзниками обострились? Некоторые западные исследователи считают, что все руководители трех главных держав антигитлеровской коалиции в равной степени не были заинтересованы в продолжении союзнических отношений. Мне представляется, что сразу же после окончания войны советское руководство стремилось сохранить атмосферу доверительности, хотя в ряде случаев своими же действиями подрывало ее. Тут сказались подозрительность Сталина, его склонность к мышлению категориями "прошлой войны", навязчивая идея создания вокруг СССР пояса из государств с режимами, на которые он мог полностью положиться.
Все это, конечно, вызвало соответствующую реакцию в США и Англии. Но и там не очень заботились о сохранении благоприятного климата. Грубые выпады Трумэна в беседе с Молотовым, направлявшимся в Сан-Франциско для подписания Устава ООН, дали Сталину основание считать, что новая администрация США отходит от рузвельтовского курса. Позднее, в Потсдаме, попытка Трумэна шантажировать СССР атомной бомбой создала в Москве ощущение серьезной угрозы. Отсюда действия Сталина, интерпретировавшиеся на Западе как советская угроза. Началось обострение конфронтации, развертывание "холодной войны". Возникла опасность ее перерастания в "горячую".
В Соединенных Штатах развернулась кампания против коммунизма. В Советском Союзе на нее ответили не менее ожесточенной кампанией против империализма. Обе стороны готовили к столкновению свое население, которое все еще сохраняло чувство взаимной симпатии, возникшее в годы совместной борьбы против общего врага. Именно тогда, во второй половине 40-х годов, у нас инспирировали "борьбу с космополитизмом" и с "преклонением перед иностранщиной". Она, как мне представляется, преследовала две цели: ожесточить народ против "нового агрессора" в лице США и воссоздать внутри страны атмосферу страха.
Думаю, что Сталина преследовал "призрак декабристов". В Отечественной войне 1812 года сотни тысяч русских офицеров и солдат дошли до Парижа. По пути они познакомились с жизнью различных народов Западной Европы, с условиями, резко отличавшимися от крепостнического строя России. Даже в посленаполеоновской Франции веял дух свободы, равенства, братства, который жадно впитывали русские люди и который они принесли с собой в Петербург. И спустя несколько лет произошло восстание декабристов на Сенатской площади.
Теперь миллионные советские армии дошли до Берлина, Вены, Праги, Будапешта, прошли через территории многих западноевропейских государств. Они увидели, что даже после пяти лет разрушительной войны и гитлеровской оккупации жизнь там оказалась совсем не такой беспросветной, как рисовала наша пропаганда, что в массе население жило лучше, чем советский человек. Не только в Восточной Пруссии, но и в Чехии, Словакии, Венгрии в погребах крестьянских хозяйств висели окорока, колбасы, сыры. Обо всем этом давно забыли колхозники, оказавшиеся в условиях сталинского государственного крепостничества. И "вождя народов" беспокоило, что же будет, когда эта масса, которую он почти двадцать лет держал в изоляции и неведении, теперь вернется домой и начнет сравнивать?
Заботило его и другое. На войне многие освободились от комплекса неполноценности, от привитого им аппаратом рефлекса ждать указаний сверху. Даже простой солдат из чувства самосохранения должен был нередко принимать сам решения и действовать по обстановке. Это граничило с чувством свободы, которое Сталин всегда стремился вытравить у своих подданных. Привело это и к избавлению от страха. Но ведь система, созданная Сталиным, держалась в значительной степени на страхе. Следовательно, возникает угроза системе. Необходимо ее спасать.
Началось охаивание всего "иностранного", вплоть до переименования знаменитой еще в старой России "французской булки" в "городскую булку" и популярного ленинградского кафе "Норд" - в "Север". Во всем должен был быть "наш приоритет", а там, где его не было, все следовало решительно отвергнуть. Генетика и кибернетика объявлялись "буржуазными лженауками". Того, кто осмеливался положительно отозваться о каком-либо западном открытии, клеймили как "безродного космополита", пресмыкающегося перед "иностранщиной". Разжигалась подозрительность к тем, кто оказался на оккупированных гитлеровцами территориях. Специальный пункт был введен в анкеты. Как будто люди сами предпочли остаться под немцами и потому виноваты именно они, а не советские вожди, обещавшие громить агрессора на его же территории, а потом допустившие ситуацию, при которой Красная Армия откатилась к Волге и предгорьям Кавказа. Десятки тысяч пленных, также считавшихся повинными в том, что по воле "вождя" уже в первые дни войны им не позволили своевременно отступить и они попали в котлы, были сосланы в лагеря. Возобновились произвольные аресты, заводились "дела" на ни в чем не повинных людей, начиная с "ленинградского дела" и кончая "делом врачей-отравителей".
Сталин мог быть доволен. Он снова держал страну в страхе. Но это его достижение обернулось против него самого. Когда его настиг "удар, некому было помочь ему. Всех своих лечащих врачей он упрятал в тюрьму.
