Иван Арсентьев - Короткая ночь долгой войны
Вернувшись несолоно хлебавши, докладываю Хашину: надо как-то разворотить кодло, принудить фрейлейн обнажиться.
- Есть предложения? - спрашивает Хашин.
- Пока думаю.
- Думай-думай. Разведка - задача со всеми неизвестными.
Что верно, то верно, "наблюдай, запоминай, осведомляй и продолжай поиск". Именно продолжай! Такова формула разведки.
Возвращается группа Вахтанга. Любитель розыгрышей Щиробать настроился, кажется, задать концерт. Подмигивает нам озорно, берет у руководителя полетов микрофон и начинает дразнить Вахтанга. Другой бы не обратил внимания, пропустил мимо ушей, но Рыбачка Сонька обязательно заведется - и пошла потеха!
- Товарищ Гвахария, - грозно вопрошает Щиробать, - почему на вашей стоянке валяются посторонние невыразимые предметы? После приземления немедленно выявите и накажите нарушителя!
Мы навостряем уши. Из динамика вначале озабоченно, затем с возмущением раздается:
- Э! Кто говорит? Какие невыразимые предметы? Я захожу на посадку, вы что, не видите? Это Максим говорит, да? Послушай, дорогой, сколько раз я просил тебя, пожалуйста, не мешай мне, не отвлекай меня посторонними разговорами, когда я уже приступаю к выравниванию самолета. Разве ты не можешь найти другого времени на невыразимые предметы, да?
Мы держимся за животы, не спуская глаз с самолета, а Вахтанг не унимается:
- Почему не можешь подождать, когда я сяду? За это время что случится с какими-то невыразимыми предметами, а? Утром я лично проверял на стоянке, там ничего... Вай!
"Профессор по классическим посадкам", каким считает его Хашин, откалывает грандиозного "козла" и разражается проклятьями. По-грузински. И на этом представление сегодня заканчивается. Впрочем, стоп! Продолжение следует. Поворачиваемся к стоянке и наблюдаем уже знакомую по крымскому аэродрому картину: мимо самолетов ковыляет Вахтанг, на нем, свесив ноги, джигитует Дуся. Ну, дает девка жизни! Опять, должно быть, провинился бедняга перед занозистой стрельчихой. Сбила "месс", теперь совсем заездит безропотного чудачину.
На лицах ухмылки, никто не бросается навстречу, как прошлый раз, никто не вызывает санитарную машину. Чем ближе Гвахария, с ношей, тем громче мычанье; "Где ж это видано, где ж это слыхано: старый осел молодую везет..." Все ждут, когда мнимая раненая спрыгнет с его спины, отбреет по первое число проштрафившегося Вахтанга.
Вдруг брови Щиробатя вздрагивают, сходятся к переносице. Мычание про старого осла обрывается. Щиробать судорожно выхватывает из кармана платок, комкает его, опять сует в карман в растерянности. Вахтанг идет на нас грузно, тяжело, и мы, оторопев, расступаемся. Он осторожно опускает Бучину на землю. Ее мертвое тело. Остекленелые глаза широко раскрыты, меловое лицо чуть искажено гримасой, похожей на застывшее удивление. Комбинезон на животе рассечен, залит кровью. Мы ошеломлены, растеряны. Погиб наш товарищ по оружию, молодая женщина. "Когда же все это кончится..." - мелькают в памяти слова, сказанные недавно на поляне, и мое сердце сжимается раскаянием. Я чувствую себя виноватым перед ней. Быть может, летая со мной, она б не лежала сейчас перед нами бездыханной. Словно предчувствуя беду, тянулась ко мне, искала защиты, а я...
Вахтанг стащил с себя шлемофон провел ладонью по белым волосам, забормотал подавленно:
- Товарищи, я... я не знал, что она умерла. Я говорю с ней, она молчит... я говорю, она... у нее характер был...
Приезжает машина, увозит убитую. Вахтанга и его летчиков засыпают вопросами, а те как в воду опущенные, никто ничего толком объяснить не может, лишь твердят в один голос: истребителей противника не было. Сопровождавшие группу Ла-5 подтверждают донесение группы и станция наведения на передовой - тоже. Попрежнему не вели огонь зенитки среднего калибра, "эрликоны" же не достигают прицельно по высоте. Единственное, что видели все, это большой взрыв метрах в двадцати под самолетом Вахтанга. Может, он и оказался роковым для Бучиной? Но что он означает?
- Я хорошо помню, когда сбросил последнюю бомбу и начал вывод, меня здорово тряхнуло. Звук был какой-то сильный, режущий... подумал - зацепило "зрликоном".
- Нет, - раздается голос подошедшего техника по вооружению. - Пробоины в самолете не от мелких осколков, дыры - голова пролезет. Как только управление не задело!
- Братцы, помните, фашисты все грозили новым оружием, уж не подкинул ли сюда фюрер малую толику?
- А может, прицелы особо точные появились?
- При чем здесь прицелы? Зенитки-то огонь не ведут!
- Не ведут, а бьют наверняка...
...Разговоры, разговоры, предположения и всевозрастающее беспокойство неизвестности. Некое смутное подозрение сосет и мое нутро. Делюсь с Максимом - не в рыжих ли шарах дело?
- Ты думаешь? - отвечает вопросом на вопрос.
Дело в том, что на Голубой линии нас однажды крепко подловили: заранее пристрелянный по высоте воздушный коридор ограничили шарами густого рыжего дыма. Висят себе и висят. Одни растают, другие на том же месте появятся. Все их видели, но не придавали значения, а когда сунулись меж них, тут-то небо и взорвалось от страшного залпа, и посыпались штурмовички... Может, и здесь подобные, просто не обратили внимания?
Опять расспрашиваем Вахтанга, его летчиков, звоним истребителям сопровождения - все твердо заверяют: ни дымовых, ни прочих шаров в районе цели не наблюдалось. Командир полка выслушивает все мнения и критически заключает:
- Провоевали два месяца удачно, без потерь, вот и расслабились. Появились самонадеянность и недопустимое легкомыслие в серьезном, опасном деле. Результаты не замедлили. Ослабление боевой дисциплины гвардейцев, а не новое оружие фашистов является причиной гибели нашей отважной подруги.
Да, так, очевидно, и есть.
На КП заходит полковой врач, показывает осколок, убивший Дусю. Вахтанг берет его из рук доктора дрожащими пальцами, разглядывает с опаской, затем, непонятно для чего, прижимает кусок металла с острыми, зубчатыми краями к своей щеке и, подержав миг, швыряет с яростью об землю. Я поднимаю. Осколок большой и толстый. Такой не то что человека...
Специалистам известно: в момент взрыва снаряда металл течет, утончается. Если было пять миллиметров, остается два-три, а здесь? После немыслимых деформаций не меньше десяти! Это что же за калибр со столь капитальным корпусом? Разумеется, немцы совершенствуют оружие, неужели Гитлер на этот раз не врет: появилось что-то новое и теперь его испытывают на наших боках?
Возвращаются еще две группы, летавшие на Бебжу и Нарев, у этих вообще по нескольку пробоин от мелкокалиберных автоматов. Они также ничего чрезвычайного не видели.
