Норберт Фрид - Картотека живых
Дейбель самодовольно усмехнулся.
- Неплохая бабенка, а? Муж у нее на фронте, она тут одна с четырьмя ребятами и дедом.
- Неплоха, неплоха, - подтвердил Шими-бачи, и в душе его проснулась нелепая надежда. "Нет, не может быть, чтобы так вели человека на смерть! Не может быть! Глупо было думать, что меня хотят... Дейбель весел, эта женщина видела нас вместе, она его хорошо знает... Если он будет возвращаться один, она заметит это и наверняка спросит, а где же я. Что он ей скажет? Что оставил заключенного в лесу? Этому она не поверит. Скажет напрямик, что убил доктора? Нет и тысячу раз нет, это невозможно!"
Почти повеселев, он тронул эсэсовца за рукав.
- А куда мы, собственно, идем, герр обершарфюрер? На какую инспекцию?
- Разве я тебе еще не сказал? - отозвался Руди самым веселым тоном. Опять с нас требуют отчетность. Нужен акт о состоянии кладбища: соблюдены ли там все предписания. Глубина могил - метр сорок, посыпка трупов хлорной известью и все прочее. Сам знаешь.
- Да, да, - бодро, но вместе с тем осторожно сказал Шими-бачи, как будто все еще разговаривая с пьяным. Ему так хотелось верить, что Дейбель говорит правду! И только это отвратительное слово "кладбище" насторожило и заставило содрогнуться.
- А ты вообще-то знаешь наше кладбище? - спросил Руди, отбросив окурок.
- По правде сказать, не знаю. Кладбище! Все-таки, значит, кладбище. В Баварии, в чужой земле...
Дейбель кашлянул и слегка вздрогнул.
- А ветер изрядный. Ты почему не застегнешься? "Ах да, надо застегнуть пальто. Ведь я буду жить, а живой человек не должен простужаться". Старый врач начал застегиваться, но пальцы не слушались его. "Просто руки у меня дрожат от холода, вот и все, - твердил он себе. - Только от холода..."
Они шли лесом, в приятном полумраке. На дереве мелькнули две белки, в сухой листве у дороги показался крот.
- Это еще не настоящая зима, - сказал Дейбель. - В этом году она, видно, будет мягкая. Вон и белки до сих пор скачут.
- Для нас она будет тяжелой, - сказал врач, полный решимости жить. Ему уже дышалось легче, слово "кладбище" больше не страшило его, в ушах звучал голос смешливой молодухи: "Желаю удачи! Заходите к нам вместе с вашим доктором..."
- Это последняя военная зима, как ты думаешь? - наклонился к нему эсэсовец. - Ее можно пережить.
- Наверняка последняя, - отозвался врач.
- Та-ак! - засмеялся Дейбель и замшевой перчаткой почесал свой тупой носик. - А чего ты хотел бы в будущем году?
- Мира. И чтобы все мы вернулись домой.
- Мира? Стало быть, кто-то должен выиграть войну, а кто-то проиграть. Ты, конечно, хочешь, чтобы проиграл Адольф, а?
"Если он не ведет меня убивать, то за мой ответ он меня, во всяком случае, не убьет", - подумал Шими-бачи и сказал:
- Вы задаете странные вопросы. Этого, я думаю, хочет каждый заключенный.
- Вот видишь! - Дейбель, восхищенный своей проницательностью, прищурил глаз. - Значит, и ты этого хочешь. А что же будет с такими, как я, если Гитлера... того...
"Ты-то от петли не уйдешь", - подумал Шими-бачи, но вслух сказал:
- А разве вам так уж не хочется расставаться с военной формой? Я пел от радости, когда демобилизовался в восемнадцатом году. А ведь мы тогда тоже проиграли войну.
- Ты - другое дело. Ты еврей.
- Другие тоже пели. Я пел, потому что был тогда совсем еще молодым врачом и радовался, что займусь мирной практикой. Так не хотелось больше резать простреленные конечности! И я взял себе маленькую практику в провинции, лечил от всех болезней, даже принимал роды... Вы не представляете себе, какая это тяжелая работа... А сколько бессонных ночей стоит матери вырастить ребенка! И вот опять война, и наш лагерь полон мусульман. Все они когда-то были детьми... Столько трудов ушло на то, чтобы вырастить их, столько отцов, докторов, учителей занимались ими! А сейчас все это так запросто идет насмарку...
- Говори, говори, - подбодрил его Дейбель, когда Шими-бачи вдруг запнулся. - Я на тебя не донесу, а время пройдет скорее, - тут он понял, почему старый доктор боится идти дальше, поднял голову, сделал быстрый глубокий вдох и сказал: - Слышишь, как пахнет хлорная известь? Это полезная вещь. Ты все болтаешь о детях, словно не знаешь, сколько рождается всяких выродков. Таких надо устранять, чтобы они не запоганили мир, не смердили. Хлорная известь - полезная вещь, она дезинфицирует всякую заразу. А?
Старый доктор поглядел в насмешливые голубые глаза эсэсовца, смотревшие на него сверху.
Теперь он знал правду. Щеки его немного побледнели, но голос остался ровным.
- Хлорная известь, герр обершарфюрер, это мертвая материя. Порошок, с которым можно делать что угодно. Он только разъедает то, что им посыплешь, вот и все. Мы, люди, умеем больше.
- Марш! - сказал Дейбель.
6.
Оскар Брада вошел в контору. Он все еще был очень зол на писаря за ту комедию, что тот разыграл утром на апельплаце, и решил не разговаривать с ним. Но страх за жизнь Шими-бачи оказался сильнее: когда прошел час, а старый врач все не возвращался, Оскар решил действовать.
За столом сидели Зденек и Эрих. Зденек что-то писал, а Эрих с нетерпением ждал, пока он кончит. Он постукивал толстыми пальцами по лежащей перед ним пустой папке и сделал вид, что не заметил Оскара.
- Привет, Оскар! - сказал Зденек, подняв глаза и рассеянно улыбнувшись. - Тебе надо что-нибудь?
Брада стоял в дверях и не в силах был скрыть тревогу.
- Я к Эриху.
- Да ну! - удивился писарь, поднимая брови. - Какая честь!
- Так ты садись, - сказал Зденек. - Если тебе надо поговорить с ним наедине, я...
- Нет, оставайся. Я пришел спросить, где Шими.
- Он еще не вернулся? - перепугался Зденек, в душе проклиная дурацкую "сводку покойников", которая требовала от него предельного внимания.
- Нет. А вам известно что-нибудь? Зачем его вызывали?
Писарь провел рукой по плеши и почесал затылок.
- Много я на этот счет не раздумывал. Может быть, его хотят сделать старшим врачом вместо тебя?
- Что за чушь! Шутки в сторону. Дело серьезное.
- В самом деле? Что же ты не пришел сразу? Если хочешь знать, я сознательно отстранился от этого дела. Я думал, что вы о чем-то сговорились с рапортфюрером, ведь сегодня днем он навестил тебя в лазарете... А ты даже не счел нужным рассказать мне, о чем был разговор.
- А ты мне докладываешь, о чем с ним сговариваешься? Уж ты-то этим занимаешься!
- Ты пришел препираться со мной или выяснить, что сталось с Шими-бачи?
- О том, что было сегодня утром, я тоже не мог смолчать! Не думай, что я безропотно смирился с твоим поведением на апельплаце. К твоему сведению: я снова настаиваю на приеме у рапортфюрера. Иди в комендатуру и возьми меня с собой.
- Зачем? Ты спятил?
- Я не могу больше ждать... Шими-бачи был неосторожен. Чтобы спасти девушек, он сказал надзирательнице, что в лагере тиф.
