Герман Раушнинг - Говорит Гитлер. Зверь из бездны
Реформы, однако, не включают типичные средства революционизации, средства власти и средства влияния на массы. Если революция должна быть направлена в русло эволюции, если в революцию допущены положительные элементы, то необходимо сделать разграничение между тем, что принадлежит к средствам господства и к разрушительным тенденциям и тем, что является положительным. И что принадлежит к фатальным ошибкам и просчетам нашего времени. Не должно быть никакой маскировки и тайного экспорта революции, как это случилось в Германии, причем, без нашего понимания, не должно быть того, что я называю операцией по преждевременному прекращению революции, что также было предпринято в Германии реакционерами. Увидев подлинные революционные элементы, эти люди предложили не принимать их, а разрушать. Их метод преждевременного прекращения революции основывался на инсценировке искусственной революции, названной в Германии nationale Aufbruck — "национальным подъемом", и которая, как надеялись, истощит, уведет в сторону и дисциплинирует революционные элементы и затем положит конец всему движению благодаря реакции.
Что касается незаконного распространения радикальной революции под видом первоначальной реформы, то это обычный способ, применяемый революционными силами для достижения ключевых позиций, чтобы позднее пройти то, что нацисты назвали второй фазой революции, и что в других революциях было типичным явлением радикализации лидеров, стоящих у власти.
Все еще остается опасность, что революция, которую держат за парадной дверью, благодаря реформам, может войти через черный ход. Опасность эта кроется не столько в революционных требованиях, сколько в методе их реализации. Это представляет опасность даже для здоровой политической жизни англосаксонской демократии. Все зависит от того, будут ли представители революционных сил настаивать на исключительной обоснованности своих целей и требований или же они готовы признать права других, права меньшинств, право оппозиции. Или, иными словами, будут ли они готовы уважать жизненный закон демократии, заключающийся в компромиссе и в переговорах. Все будет зависеть от того, пойдут ли они на это или будут придерживаться устаревшей концепции социальной революции и цепляться за утопическую картину идеального общества.
В области внешней политики возврат к системе небольших национальных государств с полным суверенитетом более невозможен. Национализм всегда присутствовал в европейской жизни. Но он уже не определяет форму государства. Не только экономическая жизнь, но и правовые формы жизни сообщества требуют больших территорий. Должны быть определены формы, как правовые, так и внутреннего устройства государства. Именно в этом заключается одна из задач подготовки мира, а не в демаркации границ новых национальных демократических государств путем мирных договоров.
Сейчас нацизм закладывает такой фундамент для Европы, в котором национализм не будет больше единолично определять форму сообществ. Здесь нацизм выступает в роли организатора истинной формы революционного обновления. Он выдвинул проблемы переустройства, но не нашел их решения. Всеобщий европейский порядок вырастет через свободное сотрудничество, а не через принуждение и подавление. Именно по этой причине Великобритании предназначена руководящая роль, потому что она — единственная из всех мировых держав, разработавшая для огромной империи новый метод управления, который заменил собой метод господства и подавления. Как сказал Черчилль, она объединила империю и свободу.
В некоторой степени нацизм выполнял функцию ликвидации старого порядка. Но куда в большем масштабе он приводил ряд доктрин к явному абсурду. Было бы недоразумением постоянно осуществлять этот огромный эксперимент, считая его не более чем свержением старого порядка и разрушением общественных структур. Что-то в этом роде, без сомнения, является идеей о широкой исторической значимости нацизма. Я расцениваю историческую функцию нацизма, по крайней мере, в Германии, как освобождение западной формы человеческой цивилизации от деформаций, имевших место в ходе интеллектуальной технической революционизации. Это выясняется, если поразмышлять, куда неуклонно ведет этот процесс с его формированием масс, социальными переворотами, утопической системой планирования, а также национальным возбуждением и империалистическими амбициями. Нацизм должен был показать западному миру, что представляют собой эти перемены, и он должен был вернуть всем, кто способен иметь свое собственное суждение, решимость, необходимую для сохранения и поддержания своей индивидуальности.
Новый абсолютизм
Пытаясь понять подоплеку нашего исторического развития, поражаешься сходству нынешних проблем и путей их решения с проблемами XVII века. Это сходство куда большее, нежели с наполеоновскими войнами или борьбой с Французской революцией и ее последствиями. Все та же борьба с абсолютизмом, борьба против остатков сильного самоуправления, против недосягаемой власти, против того, что ставит себя, как и в эпоху барокко, превыше всего.
Эта борьба отмечена невероятной неразберихой. На переднем плане, с помощью всякого рода хитростей и самообмана идет ожесточеннейшее противоборство, которое покажет, кому обладать верховной властью, в чьи руки попадет эта абсолютная власть. Идет борьба внутри нового абсолютизма. Решается вопрос, какие политические силы, правые или левые, войдут в будущую несменяемую правительственную коалицию.
И кто бы ни одержал верх, существенным образом на характер нового абсолютизма это не повлияет, поскольку он следует своим собственным законам существования. Враждующие претенденты на корону едины в том, что абсолютизм необходим и неизбежен.
А на заднем плане идет другая борьба, борьба за избавление от всяких альтернатив, за выход из тупика, в который ведет абсолютизм. Это борьба против нового абсолютизма как такового. Но она ведется с недостаточной силой и до сих пор недостаточно осмысленна. Реакционные круги перемешали свое желание самим стать правителями в новом абсолютизме с борьбой против новой тирании. Либеральные круги, защитники демократической свободы, справедливости и гуманизма не могут понять, что их политика на практике направлена на поддержку левого крыла абсолютизма. Социалистические круги воображают, что их стремление к новому и справедливому порядку может достигнуть цели только посредством системы политического и экономического планирования, которая сможет функционировать только если сама примет форму нового абсолютизма. Помимо этого существуют религиозные круги, которые домогаются освобождения христианской теократии, бывшей в свое время весьма благотворной и эффективной. Но добиваясь этого, они будут вынуждены прибегнуть к помощи механизма управления, который представляет собой ни что иное, как новую форму абсолютизма. Многим романтикам хотелось бы реставрировать священную Римскую империю или же основать утопию любого возможного типа. Но разве борьба против нового абсолютизма не является утопией уже сама по себе? Нельзя отрицать тот факт, что все, предпринимаемое в политической области, неизменно ведет к новому абсолютизму. Движение к абсолютизму идет бок о бок с непрекращающейся технократизацией нашей жизни. Государство само по себе есть технический механизм, а общество нуждается в механизме регулирования, который мог бы действовать через рациональное функционирование. Это развитие в то же время является реакцией на феномен масс. Необходимо сказать, что новый абсолютизм — это деспотическое изобретение честолюбивых монархов, каким оно было в XVII веке. Это неизбежный результат распада автономных элементов власти. Новая абсолютная власть возникает на месте вымирающих старых органических элементов управления.
