Христофер Андерсен - Мадонна – неавторизированная биография
Мадонна охотно пошла в Галатеи к Пигмалиону Флинну. Чтобы ей стало понятно, что он имел в виду, сравнивая ее с римской статуей, он водил ее в музеи и картинные галереи. «Поверьте мне, она была девственно невежественной, вспоминает он, и отчаянно хотела все знать. Мадонна не имела ни малейшего представления об искусстве, классической музыке, скульптуре, моде, цивилизации – вообще о жизни. Я хочу сказать, что она была таким ребенком. Но у этой девочки было жгучее желание учиться. Жажда знаний у нее была ненасытной. В этом ей невозможно было отказать». О своих отношениях с Флинном Мадонна отзывается с характерной для нее прямотой: «Я присосалась к нему как пиявка и брала от него все, что могла». Флинн находил искренность Мадонны и ее диковинное простодушное чувство юмора восхитительно свежими. Как-то раз они ехали по Мичигану, и она на одном дыхании больше часа сыпала анекдотами. «Обычно до меня не доходят такие вещи – я никогда не знаю, когда надо смеяться, – говорит Флинн. Но ей нравятся анекдоты, и она выпаливала эти пошлые шуточки с пулеметной скоростью и с таким упоение, что невозможно было удержаться от смеха».
И все же были минуты, когда на Мадонну накатывало мрачное настроение; она признавалась Флинну, что смерть матери ее так потрясла, что ее до сих пор из-за этого мучают кошмары. Она не скрывала, что все еще страшно обижена на отца и на мачеху, отнявшую у нее, как ей казалось, место хозяйки дома. «Мадонна ненавидела мачеху и не прощала отцу, что тот ее предал, женившись во второй раз. По крайней мере, именно так она думала, – рассказывает Флинн. Мадонне казалось, что домашние ее ненавидят, и она даже мечтала поубивать их всех. Дело было, как я думаю, в желании показать родным – они еще пожалеют, что обходили ее вниманием, что не любили ее. Вероятно, я первым сказал ей, что она – звезда – или, по крайней мере, имеет все, чтобы стать таковой». Дабы способствовать этому, Флинн не ограничивал наставничество посещениями музеев, концертов и картинных галерей. Когда ей исполнилось пятнадцать лет, он стал водить ее на дискотеки гомосексуалистов в центре Детройта. «Ничего подобного я в жизни не видела», – вспоминает Мадонна. И как ни странно, она, единственная женщина среди сотен танцующих мужчин, чувствовала себя здесь в своей тарелке. Хотя она и будет питать всю жизнь отвращение к наркотикам, здесь она не отказывалась от лошадиных доз кокаина и амилнитрата. «Мужчины там накачивались таблетками и балдели, – вспоминает она. – Все они было по настоящему хорошо одеты и вели себя куда раскованней, чем дубоголовые футболисты из школьной команды».
Не видя бдительных взоров своих родственников-католиков и не слыша презрительного хихиканья одноклассников по поводу ее «дурной репутации», Мадонна расслаблялась душой на танцевальной площадке «Она любила танцевать, и все тут, – говорил Флинн, -нравилось ей танцевать. И темперамент у нее был дай Бог. Она просто летала над полом, мы заводились, и все ее любили. И вовсе она не выпендривалась, она от всей души наслаждалась танцем, и это просто рвалось из нее». В танцевальных клубах гомосексуалистов Мадонна часто поддразнивала окружающих, как всегда делала в школе, – только здесь это получалось куда веселей. Она выходила на площадку одна, а заканчивала танец довольно рискованно – с двумя – тремя партнерами одновременно. «От нее все балдели, – вспоминает Флинн. – Она была очень забавна в своей неистовости. Мальчишки прями с ног сбивали друг друга, чтобы с ней потанцевать». Иногда между любовниками разгорались драки из-за благосклонности Мадонны. «Голубые ведь любят меня?» – задавала она риторический вопрос. Именно тогда, как в последствии решил Флинн, Мадонна впервые обнаружила, что по крайней мере в качестве танцовщицы она очень привлекательна в глазах зрителей – гомосексуалистов. «Она была неистова, – говорит он, – и ее неистовство их зажигало». Что касается секса в тех заведениях, которые они часто посещали, то здесь любопытство Мадонны не знало границ. "Там, по углам, мальчики делали, пожалуй, все, говорит Флинн, – так она шла прямо к ним и смотрела.
Несмотря на свою просвещенность в области плотских утех гомосексуалистов, сама Мадонна все еще оставалась девицей. Но, приняв решение расстаться с девственностью, она занялась этим с присущей ей напористостью. Было ей пятнадцать лет, и она была заметной фигурой в тамбурмажорской команде, когда осенью 1973 года познакомилась с семнадцатилетним старшеклассником Расселом Лонгом. Он полагал, что ей еще шестнадцать, и признавался:"…узнай мои старики, что ей только пятнадцать, поднялся бы еще тот хай".
Мадонна выбрала Лонга в качестве первого любовника, потому что « у него был характер. Я танцевала очень рискованно, и другие мальчишки меня боялись. Рассел завоевал мое сердце, потому что смелости у него хватало». По выходным дням парочка раскатывало по окрестностям Рочестера в светло-голубом «Кадиллаке» выпуска 1966 года ("До чего ж ей нравилась эта машина, – говорит Лонг.), но его попыткам заманить ее на заднее сиденье она сопротивлялась. Как-то родители Лонга уехали на выходные, и Мадонна зазвала его в кино, после чего они зашли в молочный бар Наппа на гамбургер с кокой. Они сидели там и пялились друг на друга, пока она, наконец, не предложила пойти к нему домой. «Меня удивила такая прямота, – сказал он впоследствии, – но в то же время как-то воодушевила».
Лонгу уже приходилось заниматься любовью, хотя он признает, что « местным жеребцом отнюдь не был. Я так нервничал, что никак не мог расстегнуть у нее лифчик». Они и впрямь с полчаса пролежали на его кровати полностью одетыми, пытаясь пиодолеть смущение и успокоиться, чтобы что-то предпринять. В конце концов Мадонна повернулась к нему и выпалила: «Так ты собираешся это делать или нет?» Они неуклюже разделись. « Мы все возились, возились. Меня так и подмывало рассмеяться, но Мадонна, будто она поставила перед собой задачу – лишиться девственности во что бы то ни стало».
Недостаток опыта Мадонна возмещала нежностью. «Пока мы пыхтели и сопели, она несколько раз назвала меня „милым“, – вспоминает в последствии Лонг. И когда они кончали, она завопила: „О, милый!“ или что-то вроде». Лонга удивило, что она «не вскрикнула и не расплакалась, как можно было ожидать. Она, похоже, решила, будто чего-то достигла». Лонг, положа руку на сердце, теперь утверждает, что "не назвал бы это «любовным актом». Впрочем, Мадонне он этого тогда не сказал. Она умоляла его ответить, хорошо ли ему с ней было, и Лонг вспоминает, что Мадонна «прямо расцвела, когда я сказал, что просто великолепно. На самом-то деле для нас обоих то была не лучшая ночь, но так уж случилось». Потом Мадонна признается, что после этого первого, добросовестно проведенного опыта она все еще продолжала чувствовать себя девицей. «По-настоящему я избавилась от девственности лишь тогда, когда стала понимать, что делаю». С этого времени «Кадиллак» Рассела Лонга стал обычным местом их свиданий. По заведенному порядку они останавливались на какой-нибудь не слишком оживленной дороге и забивались на заднее сиденье. Он закуривал сигаретку с травкой (попробовав несколько раз Мадонна отказалась), а потом они трепались, целовались и ласкали друг друга.
