Владимир Набоков - Из переписки Владимира Набокова и Эдмонда Уилсона
Крепко жму Вашу руку, кланяюсь Вашей жене, Ваш В. Набоков.
Моя жена кланяется вам обоим.
__________________________Уэллфлит, Масс.
20 октября 1941
Дорогой Владимир,
только что прочел «Себастьяна Найта», которого получил от Лафлина{36} в корректуре, и он совершенно обворожителен. Просто поразительно, какая у Вас прекрасная, ни на кого не похожая, искусная английская проза. Вы и Конрад — единственные иностранцы, овладевшие литературным английским в такой степени. Вся книга сделана превосходно, но особенно мне понравилось то место, где рассказчик разыскивает русских женщин, с которыми С. Найт мог бы сойтись в санатории. Еще понравились описание книги Найта про смерть и похожая на сон одна из последних глав книги, где рассказчик едет в Париж на поезде (равно как и длинный сон рассказчика). Мне сразу же захотелось прочесть Ваши русские книги, и я возьмусь за них, как только почувствую себя немного увереннее в русском языке. <…>
Может, приедете всей семьей на День благодарения (третий четверг в ноябре) и останетесь еще на некоторое время? Очень рады были бы вас видеть — места у нас всем хватит. Если же на праздники вам нужно будет остаться в Уэллсли, приезжайте на выходные — в любое время после первого ноября. Впрочем, еще до праздников мы можем оказаться в Бостоне в воскресенье, и тогда нам ничто не помешает вместе пообедать. <…> Я, собственно, так и не сказал Вам, отчего мне так нравится Ваша книга. Она написана на высоком поэтическом уровне — Вы сумели стать первоклассным англоязычным поэтом. Уж не припомню, когда бы новая книга так брала меня за живое, так увлекла, как Ваша.
Наши лучшие пожелания вам обоим.
Всегда Ваш
Эдмунд Уилсон.
__________________________28 ноября 1941 г.
четверг[58]
Дорогой Братец Кролик,
я надеюсь, Вы не восприняли мой «Холодильник» как свидетельство, что я провел плохую ночь в Вашем доме.{37} Это совсем не так. Мне трудно передать, во всяком случае по-английски, какое наслаждение мне доставило пребывание у Вас в гостях.
Вчера прочел «Письма Асперна».{38} Нет. Слишком сильно заточено перо, чернила водянисты, и тех в чернильнице на донышке. Между прочим, не мешало бы как-то доказать, что Асперн хороший поэт. Стиль художественный, но это не стиль художника. Например: мужчина курит в темноте сигару, а другой видит из окна красный кончик. У читателя может возникнуть образ красного карандаша или собаки, которая себя облизывает, но только не тлеющей в темноте сигары, потому что нет никакого «кончика»; если уж на то пошло, световое пятно расплющено. Просто автор вспомнил, что у сигары есть кончик, и подкрасил его красными чернилами; получилось нечто вроде фальшивой ментоловой сигаретки с фильтром «под янтарь» — говорят, они в ходу у тех, кто бросает курить. Генри Джеймс — писатель для некурящих. В нем есть свое очарование (так же как в худосочной, бледной прозе Тургенева), но не более того.
Я вкладываю в конверт отрывок из письма моего агента в расчете на Ваш совет. Не попросить ли «старого зубра» немного повысить гонорар? Я получил от одного или двух издателей заинтересованные письма. Кроме того, моя рецензия на книгу Хилари Беллока, посланная в «Нью-Йорк таймс» ровно год назад, вдруг вышла в прошлое воскресенье.{39} Вот я и думаю, не явилось ли это приятное оживление в делах результатом Вашего хвалебного отзыва, который Лафлин, возможно, пустил дальше.
Большой привет от меня Вашей жене и от Веры — вам обоим.
Дружески Ваш
В. Набоков.
__________________________
Уэллфлит, Масс.
3 декабря 1941
Дорогой Владимир.
(1) Было бы неплохо, если бы Ваш агент сообщил театральному агенту, что, насколько Вам известно, обычный гонорар в таких случаях составляет $100 в месяц, и поэтому Вы считаете, что должны получить за год по меньшей мере $500. Разумеется, в этом случае Вы рискуете потерять $200 — но ведь это всегда лотерея.
(2) Мои похвалы{40} едва ли способствуют тому вниманию, которое Вы, судя по всему, к себе привлекаете. Я расхваливал многих, но им это нисколько не помогало. Думаю, Ваш быстрый успех вызван исключительно Вашим литературным дарованием. Случай и в самом деле очень странный — особенно если учесть, что по своему складу Вы совершенно не вписываетесь в современную литературную моду.
(3) Объяснить, что собой представляет Генри Джеймс, очень непросто. Когда я впервые прочел его в колледже, он мне не понравился; у него есть серьезные недостатки, и все же он — я в этом убежден — великий писатель. Как ни странно, сегодняшние молодые люди читают его запоем. С другой стороны, очень трудно уговорить вновь за него взяться тех, у кого он с первого раза «не пошел». Любопытно, произведет он на Вас впечатление или нет. Я бы на Вашем месте попробовал сначала прочесть его ранние вещи: «Американца» или «Вашингтон-сквер», а уж потом что-то из поздних — скажем, «Золотую чашу». Его проза страдает некоторой вялостью, расслабленностью — исключение составляют разве что книги, написанные в середине жизни: «Что знала Мейзи», например. Все остальные романы, которые я Вам рекомендовал, относятся ко второму периоду.
Всегда Ваш
Эдмунд У.
Мне очень нравится его автобиография в стиле Пруста: «Маленький мальчик и другие. Заметки сына и брата».
1942
Уэллфлит, Масс.
3 февраля 1942
Дорогой Владимир,
не могли бы Вы переслать это письмо Алданову, если знаете его адрес? Он прислал мне кое-что из своих сочинений, а я его адрес потерял. Вы видели неглупую рецензию Кэй Бойл{41} в «Нью рипаблик» на Вашу книгу? Только что прочел «Смех во тьме».{42} Роман мне понравился, если не считать малооправданного финала. Я подумал было, что незадачливый герой научится на слух улавливать цвет и распознает местоположение девушки, «услышав» ее красное платье или какой-то другой предмет туалета. Вы эту книгу сами переводили? Перевод очень хорош. Я заметил, кстати, что в одном месте кончик сигары вы переводите tip. Держу пари, что soulful conversation, которую ведет с девушкой в начале романа хозяйка квартиры, — это не что иное, как буквальный перевод «душевной беседы».
Всегда Ваш
Эдмунд Уилсон. <…>
__________________________13 мая 1942
Дорогой Кролик,
