Юрий Сушко - Я убил Степана Бандеру
Несчастному Головинскому нашлась замена в лице Степана Охримовича, который хорошо знал Бандеру ещё по учёбе в Стрые. Новый проводник немедленно приблизил к себе однокашника, введя в состав Краевого провода на украинских землях, оккупированных Польшей. Степан Бандера получил под начало разветвлённую референтуру (отдел) по пропагандистской работе.
Прошло совсем немного времени, и после событий в Городке Ягеллонском Охримовичу пришлось уйти в отставку. Место проводника оказалось вакантным, и на эту должность был выдвинут, конечно, Степан Бандера, шаг за шагом приближавшийся к осуществлению своих заветных мечтаний. Вскоре Пражская конференция Провода ОУН официально утвердила двадцатичетырехлетнего протеже Коновальца проводником Краевой экзекутивы.
Правда, некоторые оуновцы всё же шушукались между собой, намекая на некие «дворцовые интриги». Даже верный Степану Мыкола Климишин подозревал неладное: «Знаю наверняка, что были какие-то внутренние распри между Бандерой и Охримовичем, какая-то опасная ссора… Бандера даже хотел отдать приказ застрелить Охримовича…»
Возглавив Экзекутиву, Степан Бандера распорядился приостановить проведение экспроприаторских акций. Возможно, появились иные источники (закордонного происхождения) финансирования деятельности Организации. Громкие политические убийства, карательные операции, теракты будут иметь значительно больший общественный резонанс, полагал новый проводник: «Акты террора против наиболее значительных представителей оккупационной власти – это пример акций, в которых их непосредственный эффект и политически-пропагандистский капитал как их следствие мы ставим на равных». Ибо «последовательным террором врага и сосредоточением внимания масс на непосредственной борьбе создаётся положение, которое приближает волну народного взрыва. А вместе с этим ряд таких акций постоянно ослабляет врага морально и физически, подрывает его авторитет».
Рупор Бандеры – журнал «Юнак» – подводил идейную базу под грядущие политические убийства: «Эти революционные акты бьют по всяким соглашательским мероприятиям, пробуждают в душах масс вражду и ненависть к оккупантам, создают непреодолимую пропасть между ними и нами».
Летописец деятельности Организации Ярослав Сватко утверждал, что «боевые акции… были обязательным элементом воспитательного процесса общества, которое, по мнению руководителей ОУН, необходимо было подготовить к реальной войне за независимость, особенно к необходимости проливать свою кровь в борьбе за интересы народа. Как считал Бандера, именно неготовность украинцев защищать свои интересы в освободительной войне привела к таким многочисленным жертвам во время голодомора. Инициаторы этноцидов, этнических чисток и иных подобных акций, направленных против украинцев, должны были знать: за это их настигнет неминуемая кара».
…В конце курортного сезона 1931 года в трускавецком санатории Сестёр Служебниц было совершено дерзкое убийство известного депутата польского сейма, близкого к правительственной коалиции Тадеуша Голуфки. Особенно возмутило набожное великопольское общество место преступления. Ведь при освящении созданной конгрегации Сестёр Служебниц Непорочной Девы Марии святые отцы внушали пастве: «Угнетённый морально народ жаждет обновления духом, обновления и облагораживания сердца…»
Криминалистам удалось восстановить картину убийства. Субботним вечером 29 августа дальние грозовые раскаты, доносившиеся с Карпатских гор, а после хлынувший дождь распугали немногочисленных курортников, прогуливавшихся по парку. Отдыхающие вернулись в спальные корпуса и стали готовиться к ужину – старинные напольные часы уже пробили половину восьмого.
Депутат Голуфка решил не спускаться в общий зал и попросил принести ужин к нему в номер. Отужинав в одиночестве, пан Тадеуш уютно устроился на диване, просматривая свежую прессу. В этот момент дверь в его комнату бесшумно отворилась, и в номер проскользнули два молодых человека. Один из них поднял револьвер и трижды выстрелил в безмятежно отдыхавшего Голуфку, а второй для верности вонзил в грудь жертвы кинжал. Уходя, убийцы оставили клинок в кровоточащей ране.
Как позже выяснили следователи, многие отдыхающие видели, как по коридору в сторону выхода быстро удалялось двое юношей. Но никому и в голову не пришло их остановить. Что же до выстрелов, то ужинавшая публика просто приняла их за раскаты грома. Только после случайно обнаруженного обслугой залитого кровью тела в санатории поднялся переполох.
Сразу откликнувшийся на трагедию видный польский политик, экс-министр Станислав Тугута выдвинул версию: «Голуфку убили не обычные бандиты… а украинская террористическая организация… На этом фоне трагедия Голуфки вырастает до трагедии всего польского народа…»
Львовская газета «Слово польске» подхватила патриотический посыл и, не жалея эпитетов, возвела жертву теракта в ранг «хорунжего веры и согласия с украинцами, апостола исторической миссии на востоке Польши. Будучи искренним и деятельным сторонником зазбручанской Украины, стоял Голуфка твёрдо и непоколебимо на нерасторжимости Восточной Малополыпи и польского государства…».
Следующей жертвой революционный трибунал ОУН избрал директора Львовской украинской гимназии, профессора филологии Ивана Бабия. В вину ему вменялось понуждение своих учеников к оказанию помощи польской полиции в выявлении тайных членов Организации, а также то, что он лично сдал в руки властям одного из учащихся, который раздавал сверстникам антипольские прокламации. Приговор Бабию был приведён в исполнение.
Очередным осуждённым на казнь стал студент Яков Бачинский, подозреваемый в сотрудничестве с польской полицией. За ним последовали комиссар львовской полиции Чеховский, школьный чиновник Собинский и ряд других…
Позже, на суде над террористами Бандера попытался объяснить «дни открытых убийств»: «Прокурор сказал, что я не привёл доказательств вины директора Бабия и студента Бачинского. Я даже не старался этого делать, ибо их вину рассматривал революционный трибунал, который на основании конкретных данных и материалов и вынес приговор… Каждый понимает, что из конспиративных соображений я не мог здесь приводить доказательства вины этих людей. Мы стоим на той позиции, что долг каждого украинца есть подчинение своих личных дел и своей жизни интересам нации. Если же кто-то добровольно и сознательно сотрудничает с врагами в борьбе с украинским освободительным движением, то считаем, что это преступление – национальная измена – должно караться только смертью… Трибунал имел на то мандат от ОУН».
