Д. Коропчевский - Давид Ливингстон. Его жизнь, путешествия и географические открытия
Исследование страны батока утвердило Ливингстона в его предположениях относительно строения южной части Африканского материка. Он пришел к убеждению, что эта часть представляет собою плоскую возвышенность, окруженную с востока и запада невысокими горными хребтами, идущими в меридиональном направлении; середина плоской возвышенности образует впадину, которая некогда была наполнена водою, отчасти уцелевшей в виде озер и нашедшей себе доступ к морю посредством прорыва гор, окаймляющих плоскогорье. Озеро Игами было таким остатком некогда громадного пресноводного бассейна, а водопады Виктории на Замбези могли служить примером указанного прорыва, происшедшего благодаря землетрясению или проявлению вулканической силы. Эти взгляды Ливингстон развивал в своих сообщениях Лондонскому географическому обществу, найдя случай в разное время послать шесть таких сообщений. В них, как всегда, он смотрит на факты, добываемые им для науки, с точки зрения преуспеяния миссии. Для него самым важным выводом из всех его исследований Африки было убеждение, что если во внутренней, более низменной части Южной Африки природа ставила препятствия для учреждения миссионерских станций, то она как бы сама предназначала для них возвышенности, окаймлявшие эту последнюю, с их более свежим и здоровым воздухом. С другой стороны, реки занимали его как артерии, по которым христианское просвещение должно разноситься по Южной Африке. Его открытия доставляли ему удовлетворение именно как новые пути для осуществления евангельского завета о распространении христианского учения среди всех народов мира. Свое отношение к ним он выразил в следующих словах, которые характеризуют всю его деятельность: «Завершение географической работы есть только начало миссионерской деятельности».
Исследовав с особым вниманием горные местности, обещавшие наиболее здоровые условия для европейских поселений, Ливингстон спустился по восточному склону горы в область батока, не признававших власти макололо. Население здесь выказывало вновь враждебное отношение к путешественникам, и опять дело обошлось без кровавого столкновения только благодаря хладнокровию Ливингстона и умению его обращаться с дикарями. Впрочем, враждебность свободных батока возбуждалась преимущественно видом макололо, сопровождавших белого путешественника. Караван, пользуясь богатством местности, на деревьях которой встречалось много съедобных плодов, и готовностью жителей продавать необходимые припасы, беспрепятственно достиг реки Кафуэ, впадающей в Замбези, и переправился на левый берег ее. Страна, по которой они проходили, благодаря холмам и долинам отличалась красотою и была обработана повсюду, где только представлялась возможность; в водах ее водилось столько бегемотов, что поля были окопаны ямами, ограждавшими их от нападений этих животных; слоны встречались огромными стадами. На берегу реки Чипонга дожди принудили путников к продолжительной остановке. Чтобы избегнуть заболеваний среди своей многочисленной свиты, Ливингстон уже не рисковал идти по затопленным пространствам, как он делал это на пути в Луанду, и пережидал непогоду, предохраняя от влияния сырости себя и людей. За три версты к востоку от впадения Кафуэ путешественники подошли к Замбези. Берега реки были покрыты широколистным, плотным кустарником, чрезвычайно затруднявшим движение. По обоим берегам тянулись холмы, среди которых водились во множестве буйволы и слоны. Караван двигался по левому (северному) берегу Замбези, обитаемому батока, оставаясь в благоприятных отношениях с последними. Так дело продолжалось до тех пор, пока путники не вступили в область, посещавшуюся португальцами, которых здесь зовут бацунга и которые, занимаясь торговлей невольниками, вооружили против себя население. Дойдя до слияния рек Луангвы и Замбези, Ливингстон увидал развалины португальского поселения. Туземцы не хотели объяснить, почему это поселение оставлено и разрушено. Нетрудно было понять, что это дело их рук, и увидеть опасность, какой они угрожали путникам. Ливингстона огорчала только мысль, что если он погибнет, то все открытое им на пути из Линьянти к востоку останется неизвестным. Почерпая уверенность в сознании исполнения евангельского завета, он на другой день спокойно вышел к целой толпе вооруженных туземцев. Нужно было переправляться на другой берег Луангвы. Хотя у берега были привязаны три лодки, туземцы соглашались дать для переправы только одну. Ливингстон выждал, пока переправились все его люди, оставаясь среди вооруженных дикарей, которых умел занять тем, что показывал им часы, лупу и другие невиданные ими предметы. Далее путешествие продолжалось по берегу Замбези. Здесь уже начинались владения страшного Мпенде, не пропускавшего белых через подвластные ему земли. Окрестные жители так боялись его, что ни за что не хотели дать Ливингстону лодок для спуска вниз по реке. Когда дошли до деревни, в которой жил Мпенде, оттуда вышли люди, которые велели удалиться проводникам из ближайших деревень, а путешественникам не сказали ни слова. Ночь прошла в напряженном ожидании. Около лагеря сновали люди, видимо, следившие за путешественниками, но не дававшие ответов на их вопросы. С раннего утра стали показываться вооруженные отряды, проходившие мимо лагеря. Макололо горели желанием сразиться с ними; Ливингстон удерживал их, хотя и был уверен, что они одержали бы победу над воинами Мпенде. Наконец от неприятельской толпы отделились два старика и спросили, что за чужеземцы пришли к ним? Ливингстон сказал, что он – «лекоа», то есть англичанин. «Такого племени мы не знаем, – отвечали ему, – а думаем, что вы бацунга, с которыми мы вели войну». Желая убедить их, что он не бацунга, Ливингстон показал им свои волосы и грудь. Его волосы, более длинные, и кожа, более светлая, чем у местных португальцев, заставили дикарей поверить, что он не принадлежит к числу их врагов. Пользуясь благоприятным оборотом дела, Ливингстон послал к Мпенде одного из наиболее толковых и преданных ему людей, Секвебу, попросить продать ему лодку для перевозки больного, которого приходилось нести на руках. Это посольство окончательно расположило Мпенде в пользу белого человека. «Он должен быть нашим другом, если так прямо говорит о своей нужде», – заключил Мпенде и приказал перевезти всех путников на другой берег, так как дорога там была удобнее и прямее.
Здесь уже была страна племени баньяи. Последние относились дружелюбно к путешественникам и требовали только известной части убитой дичи. Хотя караван приближался к португальским поселениям, он встречал еще повсюду в большом изобилии буйволов, антилоп и диких свиней. По мере приближения к границе туземцы предъявляли все большие и большие требования; Ливингстону уже нечего было давать им, и он старался избегать деревень, питаясь со своими спутниками продуктами охоты. Подходя к португальскому поселению Тете, приходилось идти каменистой местностью, где вовсе не было дорог. Ливингстон так устал, что вынужден был остановиться в трех часах пути от Тете и послать письмо к представителям португальской администрации. Рано утром появились португальские офицеры с отрядом солдат, присланные своим начальством в распоряжение Ливингстона.