Наталья Лавриненко - Никита Хрущев
Накануне 70-летия Сталина в 1949 году опять начались перестановки во власти. Сам Хрущёв полагал, что решение вернуть его в Москву было вызвано нездоровой подозрительностью вождя: «Ты нужен нам тут, – сказал Сталин. – Дела идут не блестяще. Раскрывают заговоры. Ты должен возглавить московскую организацию для того, чтоб Центральный Комитет мог уверенно рассчитывать на поддержку местного партийного аппарата в борьбе против заговорщиков». Он назначил Хрущёва первым секретарем Московского обкома и горкома партии. Никита Сергеевич стал также секретарем ЦК ВКП(б).
ПО ЛЕВУЮ РУКУ ОТ ВОЖДЯ
Думается, Хрущёву каким-то образом удалось прикинуться человеком вполне ручным, без особых амбиций. Рассказывали, что во время длительных ночных посиделок на даче в Кунцево, где вождь жил последние тридцать лет, Хрущёв отплясывал гопака. Ходил он в ту пору в украинской косоворотке, изображая «щирого козака», далекого от каких-либо претензий на власть, надежного исполнителя чужой воли. Но, видимо, уже тогда Хрущёв глубоко затаил в себе протест, хотя до конца еще и не сознавал его глубины.
Ф. БурлацкийНа юбилее Сталина – торжественном заседании в Большом театре – Хрущёв сидел по левую руку от именинника. По правую сидел Мао Цзэдун. Каждый из них по-своему вершил историю. Но пока в этой троице Сталин первый, Мао второй, а Хрущёв вовсе никакой – он еще не генсек, просто сидит рядышком… Но Сталину он нужен.
По приезде в Москву Сталин поручил Никите Сергеевичу проверить его предшественника – бывшего первого секретаря горкома и обкома Георгия Михайловича Попова. Хрущёв гордился тем, что спас Попова: он нашел хозяйственные недочеты и злоупотребления, но не обнаружил никакой политической крамолы. Попова перевели на низовую работу, верхушку горкома и обкома сменили, но массовых чисток по типу «ленинградского дела» в Москве не было. А как полагают многие историки, именно это и грозило москвичам.
Сам Хрущёв предпочитал заниматься не охотой на «врагов народа», а сельским хозяйством. Московская область была запущена: на сельское хозяйство ставки не делали, поскольку здесь не было черноземов. Но новый «хозяин области» считал, что отсутствие чернозема – не помеха, и на этих землях вполне можно развернуться: просто надо выращивать не хлеб, а овощи и заниматься животноводством. Он внес в ЦК такое предложение, и его поддержали.
Подмосковные колхозы были маленькими, и это, по мнению Никиты Сергеевича, тормозило развитие сельского хозяйства. С зимы 1950 года он стал объединять их в более крупные. Колхозов стало в пять раз меньше, зато в их распоряжении оказалось больше земли и рабочих рук, а, как известно, «гуртом і батька бити легше». Конечно, эти колхозы все равно были далеки от украинских, но не так уж плохи для Нечерноземья. И кое-что Хрущёву удалось: урожай зерновых и картофеля в 1950 году был хорошим. Никиту Сергеевича поддержали: решили внедрить его опыт укрупнения мелких хозяйств в других областях Нечерноземья.
Хрущёв мечтал не просто о больших колхозах, а о целых агрогородах. Началось это еще в Украине, когда четыре крупных колхоза Черкасской области решили объединить в один. Проект новой центральной усадьбы поручили разработать Академии архитектуры УССР. Это были богатые колхозы, они нуждались только в кредите и строительных материалах. Позже такое практиковалось еще и в других областях Украины. Как пишет Рой Медведев, эти агрогорода «больше походили на станицы Дона и Кубани».
Построить агрогород решено было и в Гремяченском районе Московской области.
В идеале агрогорода превращали крестьян в сельскохозяйственных рабочих, которые живут в крупных благоустроенных поселках, зато имеют минимум земли и скота в личном пользовании. Приусадебные участки были для советской власти проблемой, навязшей в зубах. Дело в том, что большая часть сельскохозяйственной продукции выращивалась именно на них, а не на колхозных полях. Борьбу с частнособственническими инстинктами проводили и при Сталине, и при Хрущёве. Исходили генсеки из того, что если участки уменьшить, то и крестьян они меньше отвлекать будут, и земли у колхозов станет больше. Но отнимать землю у крестьян было опасно, уж очень сильное недовольство это вызывало в народе.
Роковая статья, чуть было не погубившая репутацию Хрущёва как специалиста по сельскому хозяйству – а именно таковым его считал Сталин, – вышла в одном из мартовских номеров «Правды» в 1951 году. Хрущёв писал о проблемах сельского и колхозного строительства, и в том числе поднял вопрос об агрогородах. Никита Сергеевич хотел видеть в «колхозных городках» мощеные дороги, больницы, клубы, школы, стадионы, магазины, бани и прочие блага цивилизации. Однако приусадебные участки, по его мнению, следовало урезать – до 10–15 соток.
Статью не одобрил Маленков, а затем и Сталин. Сейчас бытует мнение, что особенно Сталину не понравилась идея лишить крестьян земли. Это не совсем так. Вождь был не меньше недоволен тем, что укрупнение деревень и благоустройство «колхозных городков» отвлечет крестьян от производительного труда.
На следующий день появилась заметка «От редакции»: «По недосмотру редакции при печатании во вчерашнем номере газеты «Правда» статьи тов. Н. С. Хрущёва «О строительстве и благоустройстве в колхозах» выпало примечание редакции, что статья Н. С. Хрущёва печатается в дискуссионном порядке. Настоящим сообщением эта ошибка исправляется». Вышел закрытый циркуляр ЦК, в котором статья Хрущёва объявлялась ошибочной.
Никиту Сергеевича не сняли – за сельское хозяйство в Политбюро отвечал не он, а Маленков, Хрущёв же просто решал проблемы области. Однако ему пришлось покаяться. Сталин простил Никиту Сергеевича, и положение его не пошатнулось. Он по-прежнему ведал делами Москвы и области.
В 1950–1951 годах столица во главе с Хрущёвым боролась с жилищным кризисом. Многие москвичи ютились в коммуналках, бывало, что и по две семьи в одной комнате. Московские коммуналки воспел Высоцкий:
Все жили вровень, скромно так —
Система коридорная.
На тридцать восемь комнаток —
Всего одна уборная.
Но коммуналки были еще не самым худшим жильем. Десятки тысяч человек обитали в жутких деревянных бараках без удобств.
Сам Хрущёв хорошо помнил, как он, будучи студентом Промакадемии, жил в общежитии. Две его комнаты находились в разных концах коридора: в одной – он с женой, в другой – дети. Так что москвичей он хорошо понимал.
Москва молодела, а Сталин старел. К XIX съезду партии, который открылся в октябре 1952 года, он был уже очень слаб: «Сталин в конце выступил, – вспоминал Хрущёв. – Буквально пять или семь минут он речь держал. Тогда все восхищались, все радовались, как гениально сказано, и прочее.
