Владимир Кавуненко - Как будут без нас одиноки вершины
Я выхожу на гребень и вижу: на перевале людей тьма.
Слышу их разговоры, кто-то кричит: «Опять тушонка!» Нервы сдают, я начинаю выходить из себя. Пошёл нецензурный монолог. Безлюдный меня остановил. Там были Беляев и Кораблин. Беляев кричит: «Володя, спусти трос, я по нему залезу». Ну, думаю, ещё один придурок. А они ребята золотые, на следующий день подошли к нам. Как я увидел Беляева и Кораблина, то понял, что всё, я уже не руководитель спасработ, моя миссия закончена. Единственно, что я мог ещё сделать, это ограничить первый приём пищи. Разрешил на всех банку сгущенки и немного сухариков. Есть очень хотелось, но надо было ограничить еду на первый раз. Не все понимали, чем пахнет сейчас эта еда. Меня начали уговаривать, и я не смог устоять на уговоры Вербового, который просил разрешения съесть по 1—2 шпротины.
Спустили всех ребят, остаются Безлюдный, Беляев, Кораблин и я. Три или четыре рюкзака. Нанизали мы их и стали спускаться. Вдруг слышу крик Кораблина: «Володя, закрепись на стене, счалку заело!» Чтобы протащить трос, надо его разгрузить. А мы на нём висим, и до стены пять метров. Я понимаю, что мы катастрофически застряли. Висим мы с Безлюдным, крутимся вокруг себя, и вдруг я чувствую свободное падение. Безлюдный так схватился за меня, что на спине остались шрамы, отпечатки его пальцев. Оказалось, они пропустили счалку, сделали слабину, и эта слабина проскочила.
Хотя наш спуск сопровождался камнепадами, всё окончилось благополучно. Пришли мы в Домбай, стою разговариваю с начальником «Белалокаи» Гуревичем, а рядом стоит его жена. Я отхожу, она спрашивает: «Кто это?» Гуревич: «Кавуненко». Она как заплачет. Представляешь, не узнала меня. Я потерял за эти спасработы 14 килограммов веса.
Кулинича похоронили на Домбайском кладбище альпинистов, Ворожищев умер на пике Победы, Вербовой ушёл на Ушбе, остались Борис Романов, Слава Онищенко, Юра Коротков. Замечательные люди. Борис Романов заведует кафедрой в мединституте, Онищенко — отличный спортивный врач.
При этом землетрясении много хороших ребят погибло. Вся группа Мышляева, кроме двоих.
На следующий день, когда наблюдатели увидели, что творится на леднике под стеной, где мы были, нашу команду спасателей сочли погибшей. По радиосвязи передали, что Кавуненко и Вербовой погибли. В течение суток нас поминали, выпили, небось, за упокой наших душ. Первые поминки по мне. В дальнейшем меня поминали ещё не раз.
Когда закончились спасательные работы в Домбае, ребят увезли в Москву. Мне было нужно ехать в «Безенги», там «Спартак». Сбор разрядников. Чувствовал себя неважно, фантастическая слабость, движения неуверенные, сказывается потеря веса. В это время получаю радиограмму от Каспина: «Срочно заняться подготовкой для поездки в Болгарию, для участия в международных соревнованиях по скалолазанию».
Всё тот же 63-й год. Я ещё не бывал за границей. Заманчиво, конечно, но у меня хватило ума дать радиограмму, что физически не готов и не смогу принять участия в соревнованиях. Я боялся, не успею физически подготовиться. Повторная телеграмма: «Срочно начинайте подготовку с Хергиани для поездки в Болгарию».
У нас в запасе всего три недели перед выездом в Болгарию. Передал дела и поехал в Нальчик. Здесь мы познакомились с Мишей Хергиани по-настоящему. Конечно, я был с ним знаком. Но мы никогда не ходили вместе. С этого момента мы по 7—8 часов не слезали со скал в альплагере «Шхельда» и потом в Крыму. Мы ежедневно набирали форму. Я пришёл в такую спортивную форму, какой у меня никогда не было. Международные соревнования, — надо показать, что и у нас есть спортсмены, на что мы способны.
Болгария
— Мы с Мишей Хергиани готовимся к Болгарии. Я предложил работать босиком, он согласился. Возникла идея пойти в альплагерь «Улутау» к Черносливину босиком, попросить у него образцы титановых крючьев. Идти босиком — дурная затея, но самое обидное, что Черносливин не дал нам ни одного крюка. Только показал. Путь назад — настоящая пытка.
У нас было десять дней в Крыму. Сбор из двух человек, Миша начальник сбора, я участник. Работали без обеда, брали с собой перекус и уходили на скалы утром, возвращались вечером. Постоянно меняли ведущего, то он, то я. По правилам соревнований в Болгарии при одном ведущем теряются очки, поэтому мы шли первыми по очереди.
Там был такой случай: при выходе на Крестовой скале (обычный наш союзный маршрут скалолазания) он схватил ледовый крюк, вбитый в скалы, такой хваткой, что вырвал его с породой. Какую надо иметь силу, чтобы вырвать из скал ледовый крюк! Потом он стал «порхать». Это был наш первый полёт, но не последний. Сработала страховка, всё обошлось нормально. Отработали мы со Сваном все крымские скалы, я говорю: «Поехали, отдохнём в Севастополе».
Сели мы на пароход, познакомились с какими-то девушками. Тары-бары, разговоры. Вот когда Миша разошёлся, я понял, мне делать нечего. Настолько он был остроумным, весёлым, талантливым. Мне слово негде вставить, он вёл себя просто здорово, блестяще.
— Ну не скромничай. Ты всегда был самым красивым парнем, на тебя женщины обязательно оглядывались.
— Выражение «самый красивый» не для мужчин. А то будут называть «Марья Ивановна». Сван был хорош во всех отношениях.
После бешеной подготовки летим в Болгарию, С нами Саша Каспин — начальник управления альпинизма, функционер высокого класса. Мне он симпатичен. Спортсмен он не очень, но начальник хороший. Меня устраивают люди, которые доходили до мастеров спорта и не шли дальше. Они ценнее, чем те, которые продолжали ходить, и это заканчивалось катастрофой для других.
В Болгарии отношение к нам замечательное, встречали, начиная с Софии. Душевное отношение, всюду внимание. Приехали в Врацато, устроились. Маршруты протяженностью 350—400 метров стены. По классификации высшей категории трудности. Глянули мы на них и только тут поняли, что нас ожидает.
Главный у них Георгий Атанасов, я познакомился с ним ещё в Домбае. Скалолаз высочайшего класса, его в Болгарии называют «Паук». Он маленького роста, весом не больше 50 килограммов. В Домбае он вместе с Олегом Троицким и Колей Семёновым сходил на Восточный Домбай. Но поскольку Троицкий и Семёнов уже в годах, люди солидные, они шли по-семейному. А Георгий — конь, ему нужен темп. Пришёл он расстроенный. Меня вызывает Кропф и говорит: «Вот Георгий Атанасов не доволен, как прошли маршрут на Восточный Домбай. Пройди с ним пару маршрутов».
Начали мы с ним с Южного Домбая. И когда стартанули с Птышских ночевок, а мы шли двойкой я так рванул, чуть ли не с низкого старта. Думал умру, в таком темпе шел. Чтобы показать Георгию, какие мы мощные. Надо же придумать такую глупость. И когда Георгий сказал: «Володя, подожди, мне надо в туалет», я так обрадовался. Это спасло меня. А когда я увидел, что Георгий сел, не снимая штанов, и еле дышит, то я понял, в чём дело. Я его загнал. Как и себя. Сообразил наконец, какая это глупая затея, и дальше мы пошли нормальным темпом. Сделали с ним ряд скальных маршрутов и подружились.
