Александра Анненская - Жорж Санд. Ее жизнь и литературная деятельность
В течение четырех лет она перепробовала разные ремесла, которые могли бы дать ей средства к существованию. Она пыталась сначала заняться переводами, потом рисованием карандашом и акварелью, потом шитьем, потом разрисовкой разных мелких деревянных предметов вроде вееров, табакерок и т. п. Но все это или плохо удавалось ей, или давало слишком ничтожный заработок. Наконец во время одной из своих поездок в Париж Аврора стала посещать Луврский музей с целью изучения различных школ живописи, и вдруг, незаметно для нее самой, мир искусства всецело овладел ею. Она решила, что должна посвятить себя одной из его отраслей – литературе и ничему больше. Еще раньше, поощряемая бабушкой и монастырскими подругами, она делала попытки писать, но всегда оставалась недовольна ими и, несмотря на похвалы окружающих, безжалостно уничтожала написанное. Теперь, вернувшись в Ноган, она немедленно с лихорадочной поспешностью принялась за писанье романа и на успехе его основывала все свои мечты о самостоятельной жизни.
Когда роман был окончен, Аврора решила, что ей необходимо пожить в Париже и войти в сношение с литературным миром столицы. В силу брачного контракта, муж обязан был выдавать ей ежегодно 1500 франков на ее личные расходы. До сих пор она не заявляла своих прав, но теперь потребовала у мужа этих денег, чтобы каждый год проводить шесть месяцев в Париже со своей маленькой дочкой, которую она не решалась оставлять без себя.
Когда Аврора Дюдеван приехала в Париж, столица Франции еще не успела успокоиться после июльского переворота. На улицах то и дело появлялись шумные толпы народа, распевавшего «Марсельезу», там и сям появлялись баррикады, происходили стычки между на родом и войсками. В литературе наступало время расцвета романтизма. Париж зачитывался только что вышедшим романом Гюго «Notre Dame de Paris» («Собор Парижской Богоматери»), театр ломился от зрителей на представлениях «Анджело» и «Марион Делорм». Молодые писатели взапуски подражали Гюго и, доводя до нелепости манеру учителя, наводняли литературу фантастическими романами и необузданно дикими драмами. Литераторы, художники, музыканты разбились на небольшие замкнутые кружки по профессиям, школам, органам печати, в которых сотрудничали, а иногда просто по местностям, из которых происходили. Молодая Дюдеван примкнула к кружку своих земляков беррийцев, во главе которого стоял Делатуш, издатель маленькой газетки «Фигаро», образованный, остроумный человек, считавшийся тонким ценителем литературы. Он принял живое участие в молодой женщине, внимательно прочел ее роман, строго раскритиковал его, заметив, что она может впоследствии написать что-нибудь получше, но советовал ей не торопиться выступать в качестве романистки, а постараться прежде приобрести побольше наблюдений и житейского опыта. Заметив, что она нуждается в средствах, он предложил ей небольшую работу в «Фигаро» с платою по 40—50 франков в месяц. Этот заработок был не лишним для г-жи Дюдеван, так как на 250 франков в месяц с ребенком на руках было трудно хорошо устроиться в Париже. Она наняла себе квартирку на чердаке громадного пятиэтажного дома, прямо против морга, довольствовалась весьма неприхотливой пищей в соседнем ресторанчике, не могла держать постоянной служанки и должна была сама нянчиться со своей двухлетней дочкой.
Несмотря на все неудобства и лишения, эта жизнь пришлась по душе молодой писательнице. Одно смущало ее: Делатуш советовал ей, прежде чем писать романы, изучать окружающую действительность; она и сама сознавала себя совершенным новичком в жизни, а между тем это изучение представляло для нее как для женщины, и притом женщины небогатой, непреодолимые трудности. «Я видела, – пишет она, – что мои молодые земляки и товарищи детства живут в Париже на такие же скудные средства, как я, а между тем они au courant[3] всего, что может интересовать интеллигентную молодежь. События политические и литературные, новости театров и музеев, движения клубные и уличные – все им известно, они везде бывают, все видят. Я обладала такими же крепкими ногами, как они, маленькими беррийскими ступнями, которые умеют ходить по самым непроходимым дорогам в своих больших деревянных башмаках. Но на парижских мостовых я чувствовала себя как рак на мели. Тонкая обувь изнашивалась у меня в два дня; я не умела подбирать платье, пачкалась в грязи, уставала, простужалась; мои бархатные шляпки постоянно попадали под потоки воды из водосточных труб, платья мои портились и рвались с ужасающей быстротой». Чтобы избавиться от всех этих неудобств, она прибегала к тому же средству, которое уже оказывало ей услугу и в Ногане; она стала носить мужское платье. В длинном сюртуке из толстого серого сукна и таких же панталонах, в сапогах, подбитых гвоздями, в серой войлочной шляпе на голове и полотняном галстуке на шее, она казалась молоденьким студентом и могла, не привлекая ничьего внимания, во всякие часы дня и ночи смело расхаживать по всем улицам Парижа, сидеть в партере театров, посещать кафе и принимать участие в оживленных разговорах и спорах, которые там велись.
Совет Делатуша – подождать писать романы – пропал для нее даром. Она в ту же зиму написала роман «Rose et Blanche» в сотрудничестве с одним из своих земляков, со своим приятелем Жюлем Сандо. Идею романа дала г-жа Дюдеван, а изложение его почти всецело принадлежало Сандо, который, однако, не захотел дать ему своего имени, уже пользовавшегося некоторой известностью среди читающей публики. Роман этот, полностью забытый в настоящее время, был подписан псевдонимом Жюль Санд и понравился публике настолько, что издатель его пожелал напечатать и второе произведение того же автора.
Глава V
«Индиана». – «Валентина». – Успех. – Парижская жизнь. – «Лелия»
Согласно договоренности с мужем, Аврора Дюдеван поехала на лето в Ноган и там она написала первый роман, составивший ей имя, положивший начало ее известности, – «Индиану». В первый раз писала она с увлечением, в первый раз почувствовала то, что называется вдохновением, и литературная работа потеряла для нее тот характер ремесленности, какой она ей придавала, избирая ее как средство завоевать себе экономическую и нравственную независимость. «Начиная писать „Индиану“, – рассказывает она, – я почувствовала очень сильное и своеобразное возбуждение, какого никогда не ощущала при моих прежних литературных попытках. Это возбуждение было скорее мучительно, чем приятно. Я писала экспромтом, без плана, буквально не зная, к чему приду, не отдавая себе отчета в той социальной задаче, которую я затрагивала. Я не была сенсимонисткой ни тогда, ни после, хотя симпатизировала многим идеям и многим сторонникам этой секты; но я не знала их в то время и не находилась под их влиянием. Единственное чувство, руководившее мною, было ясно осознанное, пламенное отвращение к грубому, животному рабству. Я сама никогда не испытала подобного рабства, я пользовалась полной свободой. „Индиана“ вовсе не моя история, как утверждали некоторые. Это не жалоба на какого-нибудь определенного господина, это – протест против тирании вообще; олицетворяя эту тиранию в одном человеке, я заключила борьбу в рамки семейной жизни только потому, что не имела претензии создать что-нибудь более широкое, чем роман нравов». Героиня романа, натура пылкая, непосредственная, воспитывается на свободе и по детской неопытности выходит замуж за старого полковника наполеоновской гвардии, Дельмара, который оказывается ревнивым деспотом с самыми грубыми инстинктами. Молодая женщина подчиняется супружескому игу, но чахнет, увядает, мечтает об избавителе. Она видит этого избавителя в блестящем аристократе Раймоне, который влюбляется в нее и увлекает ее. Она становится его любовницей, но чувственная страсть создает ей массу мучений и приводит ее к покушению на самоубийство. Ее спасает Ральф, преданный, благоразумный друг, давно втайне пылавший к ней высокой идеальной любовью. Пройдя сквозь искушение чувственности, Индиана приобретает силу бороться против деспотизма мужа и способность самой ощущать такую же идеальную любовь, как и Ральф. Когда муж ее умирает, она соединяется с Ральфом, и они поселяются в какой-то уединенной, полудикой местности, ведут трудовую жизнь земледельцев и тратят большую часть своих доходов на выкуп черных невольников.
