Валерий Демин - Лев Гумилев
Подобные вопросы возникали постоянно, но их даже обсудить было не с кем. Впрочем, один думающий человек на пути Льва Гумилёва все же попался. То был учитель литературы и обществоведения (того самого, которое толком ничего не могло объяснить) Александр Михайлович Переслегин (1891—1973). С любознательным воспитанником он занимался не только историей, но и философией [11]. Матери Лёва писал о своем учителе: «Моя милая мама, это письмо передаст тебе Александр Михайлович Переслегин, это мой самый лучший друг. Для меня праздник, когда он приходит, мы говорим об истории и о пиратах. Я здоров, но так как я не люблю арифметику, она очень неинтересная, то ко мне ходит учительница, мы делаем задачи. Мы с товарищами устраиваем торговую компанию, главным образом марками если у тебя найдутся марки, то, пожалуйста, пришли мне.
Но торговля только подсобное занятие ферме и музею; ферма пока еще только в проекте, но музей на деле, я заведую музеем, у нас музей естествознания, мы собираем камни, насекомых, скелеты рыб и листья. Я увлекаюсь индейцами, и у нас создалось племя из четырех человек, в котором я состою колдуном, я вылечил вождя и тетю Шуру. Мы устраиваем индейскую войну солдатиками, которых делаем сами. Я ем через каждые два часа, как велел доктор.
Пожалуйста, приезжай на Пасху. Твой Лёва.
Христос Воскрес, милая мамочка, Александр Михайлович еще не уехал, и я поздравляю тебя».
Тогда же, воспользовавшись планируемой поездкой Лёвиного наставника в Москву, написала Анне Андреевне письмо и ее свекровь Анна Ивановна Гумилёва: «Аничка. дорогая моя! Хочу написать тебе хотя немного, чтобы ты приняла и оказала внимание подателю этого письма. А. М. Переслегину. Это очень хороший знакомый, а Лёва так считает его своим другом, старшим товарищем. Он пишет стихи, и ему ужасно хочется прочесть их тебе, чтобы узнать о них твое мнение. Но он стесняется и боится тебя беспокоить. Так ты будь такая милая, и сама в разговоре предложи ему прочесть тебе свои стихи. Надеюсь, что общая просьба не будет для тебя обременительна. <…>
Лёва эту зиму много хворал, около двух месяцев не ходил в школу; у него был бронхит очень сильный, который его сильно истощил, и теперь он принимает капли железа с мышьяком, а когда будет теплая погода, то доктор будет ему делать подкожное вспрыскивание мышьяка. <…>
Крепко, крепко тебя целую, моя дорогая, горячо любящая тебя мама А. Гумилёва.
Примечание. Письмо отправлено из Бежецка 21.IV. 1924 по адресу:
Ленинград, Казанская, 3, кв. 4. Анне Андреевне Ахматовой от Ан. Ив. Гумилёвой и от Лёвы Гумилёва».
Переслегину, и в первую очередь ему, будущий создатель исторической школы этногенеза обязан многим и прежде всего осознанием того, что он НЕ ОДИНОК. Для человека, который определяется со всей своей будущей жизнью, это более чем важный факт. Спустя сорок лет ученый Л. Н. Гумилёв писал своему бывшему школьному учителю:
«<…> Закончил третью часть моей "Степной трилогии" — "Поиски вымышленного царства", т. е. царства пресвитера Иоанна (861—1312). Получился скорее трактат, нежели монография, но так будет интереснее. И еще, сдал в журнал "Природа" огромную статью "Этнос и этногенез как явление природы". Приняли! И то, и другое родилось из наших бесед, когда Вы уделяли глупому мальчишке столько времени и внимания. С 1928 г. моя мысль работала, будучи толкнута Вами. Сейчас я стар и в остром переутомлении от сверхнапряжений, но передо мной все чаще встают картины детства и Ваш светлый образ. Обнимаю Вас. Лёва».
Об упомянутых двух работах Гумилёва речь впереди. Сейчас важно другое: содержащиеся в них идеи в первом приближении обсуждались уже в конце 20-х годов XX столетия в далекой от университетских центров провинциальной глуши. И брошенные уже тогда семена попали на благодатную почву. В остальном же бежецкая школа мало что дала пытливому юноше, если не сказать — ничего. Дабы попытаться получить разрешение на учебу в университете или каком-либо другом высшем учебном заведении, ему пришлось уже в Ленинграде поступить в выпускной класс и заново пройти всю школьную программу. Через много-много десятилетий Лев Николаевич даст следующую оценку своему школьному прошлому: «Школьные годы — это жестокое испытание. В школе учат разным предметам, многие из них не вызывают интереса, но тем не менее необходимы, ибо без широкого восприятия мира, развитие ума и чувства невозможно. Если дети не выучили физику, то потом они не поймут, что такое энергия и энтропия; без зоологии и ботаники они пойдут завоевывать природу, что является самым мучительным способ видового самоубийства. Без знания языков и литературы теряются связи с окружающим миром людей, а без истории – с наследием прошлого. Но в двадцатых годах история была изъята из школьных программ, а география сведена до минимума. То и другое на пользу делу не пошло <…>».
А мысль начала предъявлять жесткие требования. Почему Пунические войны сделали Рим Вечным городом, и почему готы и вандалы легко его разрушили? В школе того времени вообще ничего не говорили ни о Крестовых походах, ни о Столетней войне между Францией и Англией, ни о Реформации и Тридцатилетней войне, опустошившей Германию, а об открытии Америки и колониальных захватах можно было узнать только из беллетристики, так как большинство учителей-выдвиженцев имели об этом самое приблизительное представление. А вот стриженный наголо мальчишка, одетый в застиранную и штопаную-перештопаную одежонку, приходил в неописуемый восторг от мысленного соприкосновения с великими событиями истории, чувствовал неодолимое влечение к решению труднейших вопросов, на которые взрослые не знали ответа.
Во время одного из интервью, взятого у Л. Н. Гумилёва незадолго перед его кончиной, дотошный журналист спросил: «Вы помните, откуда к вам пришло увлечение историей?» Лев Николаевич загадочно улыбнулся и ответил: «Конечно. От Бога… Да мне не было еще и шести лет, когда я начал ею (историей. — В. Д.) интересоваться <…>». Приобщение к истории именно в детском возрасте имело колоссальное значение для становления мировоззрения будущей) ученого. В данной связи Лев Николаевич подчеркивал: «Если бы я с шестилетнего возраста 70 лет подряд не шел в одном направлении, то я бы ничего не успел».
Еще в одном интервью он заявил: «Мне не было еще и шести лет, когда я начал интересоваться историей. Сначала бабушка читала внуку разные книжки, "Илиаду", например, потом я и сам научился грамоте и стал читать гимназические учебники, которые, кстати, были очень неплохо составлены. В детстве я родителей почти не знал, образование получал из книг. Когда же попал в университет, а это было в 1934 году, оказалось, что у меня подготовка на уровне лучших студентов исторического факультета <…>.